Черный тюльпан - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 22

– Так что вы сможете вылечить мне руку?

– Безусловно.

– Что же вам для этого потребуется?

– Две деревянные дощечки и два бинта для перевязки.

– Ты слышишь, Роза? – сказал Грифус. – Заключенный вылечит мне руку; мы избавимся от лишнего расхода; помоги мне подняться, я словно налит свинцом.

Роза подставила раненому свое плечо, он обвил здоровой рукой шею девушки и, сделав усилие, поднялся на ноги, а Корнелиус пододвинул к пострадавшему кресло, чтобы избавить его от лишних движений.

Грифус сел, затем обернулся к своей дочери:

– Ну, что же, ты разве не слышала? Пойди принеси то, что требуется.

Роза спустилась и вскоре вернулась с двумя дощечками и длинным бинтом. Корнелиус снял с тюремщика куртку и засучил рукав его рубашки.

– Вам это нужно, сударь? – спросила Роза.

– Да, мадемуазель, – ответил Корнелиус, бросив взгляд на принесенные предметы, – да, это как раз то, что мне нужно. Теперь я поддержу руку вашего отца, а вы придвиньте стол.

Роза придвинула стол. Корнелиус положил на него сломанную руку, чтобы она лежала ровнее, и с удивительной ловкостью соединил концы переломанной кости, приладил дощечки и наложил бинт.

В самом конце перевязки тюремщик опять потерял сознание.

– Пойдите принесите уксус, мадемуазель, – сказал Корнелиус, – мы потрем ему виски, и он придет в себя.

Но вместо того, чтобы выполнить это поручение, Роза, убедившись, что отец действительно в бессознательном состоянии, подошла к Корнелиусу.

– Сударь, – сказала она, – услуга за услугу.

– Что это значит, милое дитя?

– А это значит, сударь, что судья, который должен вас завтра допрашивать, приходил узнать, в какой вы камере, и ему сказали, что вы в той же камере, где находился Корнель де Витт. Услышав это, он так зловеще усмехнулся, что я опасаюсь, не ожидает ли вас какая-нибудь беда.

– Но что же мне могут сделать? – спросил Корнелиус.

– Вы видите отсюда эту виселицу?

– Но ведь я же невиновен, – сказал Корнелиус.

– А разве были виновны те двое, которые там повешены, истерзаны, изуродованы?

– Да, это правда, – сказал, омрачившись, Корнелиус.

– К тому же, – продолжала Роза, – общественное мнение хочет, чтобы вы были виновны. Но виновны вы или нет, ваш процесс начнется завтра; послезавтра вы будете осуждены; в наше время эти дела делаются быстро.

– Какие же выводы вы делаете из этого? – спросил Корнелиус.

– А вот какие: я одна, я слаба, я женщина, отец лежит в обмороке, собака в наморднике; следовательно, никто и ничто не мешает вам скрыться. Спасайтесь бегством, вот какие выводы я делаю.

– Что вы говорите?

– Я говорю, что мне, к сожалению, не удалось спасти ни Корнеля, ни Яна де Виттов, и я бы очень хотела спасти хоть вас. Только торопитесь, вот у отца уже появилось дыхание; через минуту, быть может, он откроет глаза, и тогда будет слишком поздно. Вы колеблетесь?

Корнелиус стоял как вкопанный, глядя на Розу, и казалось, что он смотрит на нее, совершенно не слушая, что она говорит.

– Вы что, не понимаете разве? – нетерпеливо сказала девушка.

– Нет, я понимаю, – ответил Корнелиус, – но…

– Но?

– Я отказываюсь. В этом обвинят вас.

– Не все ли равно? – ответила Роза, покраснев.

– Спасибо, дитя мое, – возразил Корнелиус, – но я остаюсь.

– Вы остаетесь? Боже мой! Боже мой! Разве вы не поняли, что вас приговорят… приговорят к смерти через повешение, а может быть, вас убьют, растерзают на куски, как растерзали господина Яна и господина Корнеля!

Ради всего святого! Я вас заклинаю, не беспокойтесь обо мне и бегите из этой камеры! Берегитесь, – она приносит несчастье де Виттам!

– О-о! – воскликнул пришедший в себя тюремщик. – Кто там упоминает имена этих негодяев, этих мерзавцев, этих подлых преступников Виттов?

– Не волнуйтесь, друг мой, – сказал Корнелиус, кротко улыбаясь. – При переломе раздражаться очень вредно.

Обратившись к Розе, он сказал шепотом:

– Дитя мое, я невиновен и буду ждать своих судей с безмятежным спокойствием невинного.

– Тише! – сказала Роза.

– Почему?

– Отец не должен подозревать, что мы с вами переговаривались.

– А что тогда будет?

– А будет то, что он не позволит мне больше приходить сюда, – ответила девушка.

Корнелиус с улыбкой принял это наивное признание. Казалось, в несчастии ему мелькнул луч света.

– Ну, о чем вы там шепчетесь вдвоем? – закричал Грифус, поднимаясь и поддерживая свою правую руку левой.

– Ни о чем, – ответила Роза. – Господин объясняет мне тот режим, которому вы должны следовать.

– Режим, которому я должен следовать! Режим, которому я должен следовать! У тебя тоже, голубушка, есть режим, которому ты должна следовать.

– Какой режим, отец?

– Не заходить в камеры к заключенным, а если приходишь, то не засиживаться там. Ну-ка, проваливай, да быстрей!

Роза и Корнелиус обменялись взглядом.

Взгляд Розы говорил: «Видите?»

Взгляд Корнелиуса означал: «Да будет так, как угодно судьбе».

Роза не ошиблась. На другое утро в Бюйтенгоф явились судьи и учинили допрос Корнелиусу ван Берле. Но допрос длился недолго. Было установлено, что Корнелиус хранил у себя роковую переписку де Виттов с Францией.

Он и не отрицал этого.

Судьи сомневались только в том, что эта корреспонденция была ему передана его крестным отцом Корнелем де Виттом. Но так как со смертью этих мучеников Корнелиусу не было необходимости что-либо скрывать, то он не только не скрыл, что бумаги были вручены ему лично Корнелем, но рассказал также, как и при каких условиях пакет был ему передан.

Признание свидетельствовало о том, что крестник замешан в преступлении крестного отца. Соучастие Корнелиуса было совершенно явно.

Корнелиус не ограничился только этим признанием. Он подробно рассказал о своих симпатиях, привычках и привязанностях. Он рассказал о своем безразличном отношении к политике, о любви к искусству, наукам и цветам. Он сказал, что с тех пор, как Корнель приезжал в Дордрехт и доверил ему эти бумаги, он к ним больше не прикасался и даже не замечал их.