Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - читать онлайн книгу. Автор: Александр Больных cтр.№ 14

– Но как быть с шуваловскими янычарами? – вкрадчиво напомнил Брокдорф. – Надо пресечь это опасное начинание. Шувалов оправдывает это войной с Пруссией, но таковые объяснения не более чем жалкие увертки. Какая может быть война, если эти покусители благополучию трона угрожают? Нет, такие солдатики для вашего высочества куда страшнее, чем все пруссаки, вместе взятые, даже под водительством короля Фридриха…

– Который такую механику предивную прислал, – встряла Лизанька. – А еще он обещал, как только замиримся, птичку прислать механическую, сообразную натуре. Оная птичка должна крылышками махать и петь сладостно. Ах, душа моя, поговори с государыней-матушкой, пусть замирится поскорее. Что нам Пруссия, уж очень мне птичку хочется.

– Ты права, права, свет очей моих. Давно пора прекратить эту ненужную, бессмысленную войну, докучающую великому человеку. – Муть отошла от глаз, и Петр Федорович даже заговорил внятно: – Как только я стану императором, то сразу положу конец кровопролитию и приструню зарвавшихся генералов. Берегитесь, волки хищные! Берегитесь!

– Так пропишите Конференции, дабы та новации графа Шувалова пресекла, – как бы вскользь предложил Брокдорф.

Но во взбаламученной голове великого князя прокрутились новые колесики, и он вдруг неожиданно воскликнул:

– Однако ж закон должен быть превыше всего. Даже оные преступники не должны быть каре подвергнуты иначе как после доказательств. Вот вы, барон, обвинили Шуваловых. Ежели они виноваты, пощады им не будет, но доказать вы можете?

Брокдорф замялся:

– То доподлинно известно…

– Нет, барон, этого мало. – И тут же великий князь снова вскочил было, и снова полуспущенные панталоны его остановили. – Я пошлю туда своих офицеров, они все точно установят, доложат, и тогда… Тогда я им ужо!

Брокдорф расплылся в довольной улыбке:

– Вот решение истинного владыки! Справедливость превыше всего. А я сам подберу офицеров и надлежащие дирекции им выдам.

Он незаметно подмигнул Воронцовой, и та понятливо налила еще один изрядный бокал венгерского, тут же подав его великому князю. Петр Федорович с минуту разглядывал бокал, непонятно как оказавшийся у него в руке, потом решительно его осушил, жадно облизнулся и протянул бокал графине:

– Еще!

Та с еле заметной усмешкой подлила еще вина. Великий князь выпил и этот бокал. А Брокдорф продолжил:

– Вторая же голова гидры, которая ничуть не менее, а то и более ядовита, ведь сидит она гораздо выше, чем первая. Избегнуть ее ядовитых укусов будет затруднительно, но ваше высочество…

Ваше высочество с трудом разлепило глаза и невнятно промямлило:

– Грит-те, бар-рн…

Брокдорф кисло поморщился, в его планы явно не входило накачать великого князя до потери сознания. Надо было что-то делать, и тут он вовремя вспомнил про пузырек волшебного средства, которое он получил от некоего флорентийца, весьма известного составлением всяческих микстур и декоктов. Средство, правду сказать, весьма вонючее и омерзительное на вкус, но очень действенное. Вздохнув, он достал заветную скляночку и плеснул запашистой изумрудной жидкости в бокал. Оставалось совсем немногое – заставить великого князя выпить это. Брокдорф сделал знак Воронцовой, чтобы та помогла ему, и общими усилиями они не только влили декокт в рот пьяному, но и даже заставили его проглотить питье.

Настой подействовал безотлагательно. Великий князь дернулся, потом вскочил, словно его кто шилом в седалище кольнул, но сразу же закашлялся и, путаясь в полуспущенных панталонах, бросился к стене, где его вырвало. И еще раз. И еще. Да так, что противный гнилостно-кислый запах поплыл по комнате. Брокдорф вытащил из-за обшлага камзола надушенный платочек и поднес к носу.

Когда Петр Федорович немного оклемался и даже привел панталоны в надлежащее состояние, барон, вежливо улыбаясь, предложил перейти в соседнюю залу, дабы ничто не отвлекало от занятий делами государственными. Великий князь шумно втянул воздух, раздувая ноздри, и согласился, к величайшему облегчению и Брокдорфа, и Воронцовой.

В соседней комнате обнаружился воспитатель наследника граф Панин. Завидев великого князя, он низко поклонился.

– Вот, ваше высочество, настоятельно советую выслушать то, что скажет граф Панин, – льстиво прожурчал Брокдорф. – Он вам все детально обскажет про вторую голову гидры. Он как воспитатель вашего сына знает многое.

Но Панин не спешил начинать, он поклонился Петру Федоровичу еще раз и довольно холодно заметил:

– Ваше высочество, разговор имею высшей конфиденции, а потому при посторонних его вести никак неможно. Мы должны соблюдать сугубую осторожность, но, как говорится, «Was wissen zwei, wisst Schwein». – Он улыбнулся уголками губ и при этом выразительно посмотрел на графиню Воронцову. Графиня вспыхнула и бросилась к великому князю. Тот невольно пробормотал:

– Здесь нет посторонних. Для меня офицер голштинской службы есть самый близкий человек. – При этих словах Панина заметно передернуло, однако он промолчал. – А графиня Елизавета Романовна мой друг сердечный. – Он нежно пожал руку Воронцовой. – Поэтому у меня нет и не может быть от них никаких тайн.

Панин по-прежнему холодно произнес, ни на кого не глядя:

– Не сомневаюсь в преданности барона вашему высочеству, однако ж дела Российской империи не имеют касательства до подданных герцога голштинского. И уже тем более до графини Воронцовой. Я не признаю ее права присутствовать здесь. Впрочем, если ваше высочество пожелает, мы можем отложить сей разговор.

– Да как вы смеете! – взорвался великий князь. – Я и есть герцог великой Голштинии, и как только я стану императором, не миновать вам Сибири!

– Но пока что вы еще не император, – тихо произнес Панин.

Брокдорф, видя, что из-за упрямства великого князя дело заходит в тупик, решительно произнес:

– Ваше высочество, вспомните великих героев древности, коим мы должны подражать во всем, но прежде всего в мужественности решений. Великий Цезарь никогда не советовался с женщинами, даже с прекраснейшей Клеопатрой! – Он одарил Воронцову самой очаровательной улыбкой, на которую только был способен.

Великий князь заколебался, но потом все-таки виновато попросил:

– Лизанька, свет мой, подожди пока в соседней зале.

Воронцова недовольно фыркнула, но, видя непреклонную решимость Панина, подчинилась. Бросив испепеляющий взгляд на графа, она удалилась, но было совершенно понятно, что «милый друг Лизанька» еще припомнит Панину это унижение. Правда, оставалось еще одно препятствие в лице Брокдорфа, но Петр Федорович так сурово нахмурился, что Панин не стал более настаивать, тем более что он прекрасно знал вздорный характер великого князя.

– Видите ли, ваше высочество, наша матушка-императрица – да продлятся дни ее! – не раз уже высказывала желание передать престол в обход вашего высочества сыну вашему Павлу. Известно, что духовенство и войска не любят вас и только обрадуются такому решению. Но это противно самой сути власти монархической и не должно быть допущено.