– Я знакома лишь со старыми сеньорами, давно вышедшими в отставку, да и то, если бы они меня усидели, они покраснели бы со стыда.., такая я теперь бедная и жалкая. Знаете, монсеньер, при желании я могла бы, конечно, проникнуть в Версаль, да к чему мне это? Ах, если бы я могла вернуть свои двести тысяч ливров, духу моего не было бы в столице. Совершите это чудо, монсеньер!
Канцлер пропустил последние слова мимо ушей.
– Будь я на вашем месте, – сказал он, – я забыл бы старых придворных, раз они забыли вас, и обратился бы к молодым, которые рады привлечь к себе новых сторонников. Знакомы ли вы с их высочествами?
– Они меня позабыли.
– Да, наверное. Кроме того, они не имеют влияния при дворе. Знаете ли вы дофина?
– Нет.
– Ну, ничего, ведь сейчас все его мысли заняты прибывающей эрцгерцогиней. А не знаете ли вы кого-нибудь среди фаворитов?
– Я даже не знаю, как их зовут.
– Знакомо ли вам имя господина д'Эгийона?
– Ветрогон, о котором ходят немыслимые слухи: якобы он прятался во время сражения на мельнице… Какой позор!
– Графиня! – воскликнул канцлер. – Нельзя полностью доверяться слухам: делите надвое… Давайте еще подумаем.
– Да что тут думать!..
– Ну, а почему нет? Вот, например… Да нет… Ага, придумал!
– Кто же это, монсеньер?
– Почему бы вам не обратиться непосредственно к ее сиятельству?
– К графине Дю Барри? – раскрывая веер, спросила старуха.
– Ну да, у нее доброе сердце.
– Неужели?
– А главное, она всегда рада услужить.
– Я принадлежу к слишком старинному роду, чтобы ей понравиться, монсеньер!
– Мне кажется, вы не правы, графиня. Она стремится завязать отношения с представителями знати.
– Вы так полагаете? – спросила старая графиня, уже начинавшая уступать.
– Так вы с ней знакомы?
– Да нет же, Боже мой!
– Ах, какая жалость! Вот кто мог бы помочь!
– Да, уж она-то могла бы помочь, да беда в том, что я ее и в глаза никогда не видала!
– А ее сестру Шон знаете?
– Нет.
– А другую ее сестру – Биши?
– Нет.
– Может, вы знаете ее брата Жана?
– Нет.
– А ее негра Замора?
– При чем здесь негр?
– О, ее негр – влиятельная фигура!
– Не его ли портреты продаются на Новом мосту? Это тот, который похож на гадкую собачонку во фраке?
– Он самый.
– Да как же вы можете спрашивать, монсеньер, знакома ли я с этим черномазым? – вскричала графиня, оскорбленная в лучших чувствах. – И каким образом, собственно говоря, могла бы я с ним познакомиться?
– Теперь я вижу, что вам наплевать на свои земли, графиня.
– То есть почему же?
– Потому, что вы презираете Замора.
– Да при чем тут Замор?
– Он может помочь вам выиграть процесс, только и всего.
– Чтобы этот мозамбиканец помог мне выиграть процесс? Каким образом, скажите на милость?
– Он возьмет да и скажет своей хозяйке, что ему хочется, чтобы вы выиграли. Это называется – влиятельность… Он веревки вьет из своей госпожи, а она может чего угодно добиться от короля.
– Так значит, Францией управляет Замор?
– Хм… Замор очень влиятелен, – качая головой, заметил г-н де Монеу, – и я предпочел бы скорее поссориться с эрцгерцогиней, например, чем с ним.
– Господи Иисусе! – вскричала г-жа де Беарн. – Как вы можете так говорить, ваше высокопревосходительство?
– Ах, Боже мой! Да вам это кто угодно может повторить. Спросите у герцогов и пэров, и они вам скажет, что, отправляясь в Марли или Люсьенн, они никогда не забывают захватить ни конфет, ни жемчуга в подарок Замору. А я, без пяти минут канцлер Франции, чем занимался, когда вы прибыли, как вы думаете? Я для него готовил приказ о назначении на должность дворецкого королевской резиденции.
– Дворецкого?
– Да. Господин де Замор назначен дворецким замка Люсьенн.
– Такого же назначения его сиятельство де Беарн был удостоен после двадцати лет безупречной службы!
– Да, да, совершенно верно, он был назначен дворецким замка Блуа, я хорошо помню.
– Какой упадок. Боже мой! – запричитала старая графиня. – Значит, монархия погибает?
– По крайней мере, графиня, она переживает кризис, и вот, воспользовавшись минутой, каждый пытается урвать себе кусок, как у постели смертельно больного перед его кончиной.
– Понимаю, понимаю. Так ведь надо еще суметь найти подход к больному.
– Знаете, что вам необходимо сделать, чтобы графиня Дю Барри приняла вас с благосклонностью?
– Что?
– Было бы хорошо, если бы вам довелось передать ей указ о назначении ее негра… Прекрасный повод для того, чтобы быть ей представленной!
– Вы так полагаете, монсеньер? – спросила потрясенная графиня.
– Я в этом убежден. Впрочем…
– Впрочем?.. – переспросила г-жа де Беарн.
– Вы не знаете никого из ее приближенных?
– А разве вы не из их числа, монсеньер?
– Я?
– Ну да!
– Я не смог бы взять этого на себя.
– Значит, судьба ко мне неблагосклонна! – воскликнула бедная старуха, совершенно потерявшись от всех этих переходов. – Вот вы теперь, ваше высокопревосходительство, принимаете меня так, как никто никогда меня не принимал, в то время, как я и не надеялась вас увидеть.
Мало этого, я не только готова просить покровительства у графини Дю Барри – я, урожденная Беарн! – я даже готова ради ее удовольствия стать рассыльной ее мерзкого негритоса, которого я не удостоила бы и пинком в зад, если бы встретила его на улице. А теперь оказывается, что я даже не могу быть допущена к этому маленькому монстру… Господин де Монеу опять стал потирать подбородок; казалось, он что-то обдумывает. В эту минуту появился лакей и доложил:
– Господин виконт Жан Дю Барри! Канцлер в изумлении всплеснул руками, а графиня как подкошенная рухнула в кресло в полном оцепенении.
– Попробуйте после этого сказать, сударыня, что судьба к вам неблагосклонна! – вскричал канцлер. – Ах, графиня, графиня! Напротив, Бог – за вас.
Повернувшись к лакею и не давая бедной старухе опомниться от изумления, он приказал:
– Просите!
Лакей вышел и спустя мгновение вернулся вместе с уже знакомым нам Жаном Дю Барри; виконт держал руку на перевязи.