Грабеж средь бела дня - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зверев cтр.№ 20

План этот, зародившийся абсолютно спонтанно, полностью вписывался в ту самую сто тридцать первую статью, которую Голенков когда-то и собирался повесить на Жулика.

Лида Ермошина забеременела где-то шесть месяцев назад, в октябре – ноябре. А ведь последний раз Сазонова видели в этом городе в то же самое время! Лида решительно не помнила, от кого залетела. А почему, собственно, она не могла забрюхатеть от Жулика? Ведь он был тогда в бегах и потому наверняка не имел никакого алиби. Какое еще алиби у беглого зэка?

Версия «изнасилования» выглядела вполне правдоподобно. О страсти Сазонова к бабам было известно и братве, и ментам… Все красавицы этого города через одну с ним спали, а остальные ограничивались духовной связью – за невозможностью чего-то иного. Правда, прямых улик «изнасилования» пока не было… Но их вполне можно было организовать.

Главное, что косвенные улики напрашивались сами собой. Как и отягчающие обстоятельства.

Шесть месяцев назад маленькой проститутке было всего пятнадцать. Нежный возраст жертвы позволял применить к фигуранту ту часть уголовной статьи, в которой идет речь об изнасиловании малолетней. Срок подачи заявы по подобным делам – год. Значит, время еще есть. В случае чего Мандавошка всегда может сказать следаку: мол, меня запугали физической расправой, потому раньше не заявляла. Изнасилование относится к делам частного обвинения, и будет правильней, если под заявлением Лиды подпишется и ее дедушка – уважаемый человек, заслуженный ветеран конвойных войск МВД.

Рано или поздно Сазонова «закроют»: сколько веревочке ни виться, а для уголовников она всегда свивается в петлю. Беглеца могут арестовать во Франции – с последующей экстрадицией на родину. Беглеца могут арестовать и в России, куда он вполне может вернуться добровольно. Ведь в этом городе осталась его старенькая мать… На следствии к многочисленным статьям обвинения прибавится еще одна, очень, кстати, позорная. С суммарным грузняком профессиональный аферист и отгребет путевку сроком в несколько пятилеточек на хороший северный дальняк. И тогда – прощай, авторитет, и здравствуй, «петушатник»…

Чем больше размышлял бывший оперативник над своим планом, тем более многогранным его находил. Во-первых, Сазонова можно было запросто спровоцировать на возвращение домой. Во-вторых, обвинение по позорной статье сулило для Голенкова не только моральное удовлетворение, но и коммерческую составляющую. Частный дом, в котором жила мать Жулика, тянул не меньше чем на десять тысяч долларов. Да и у профессионального афериста наверняка были припрятаны какие-то сбережения! Например – из ограбленного «Сайгона»… Так почему бы ему не поделиться с человеком, которого он незаслуженно отправил на зону?

– Лида, тебе бабки нужны? – вкрадчиво спросил Голенков.

– Спрашиваешь…

– Слушай. Давай встретимся сегодня вечером, – заговорщицки предложил Эдуард Иванович. – Есть возможность заработать.

– Триста рэ, – отрубила малолетка, интимно облизав губы острым розовым язычком. – А зачем вечером? Можно прямо сейчас. Только я в кредит не работаю. Бабло с собой?

– Да я не о том… – поморщился бывший сыскарь. – Я тебе другое предлагаю. Надо написать две-три странички текста. И кое-куда сходить. За все про все – пятьсот долларов. Устроит?

– Полштуки гринов? – уточнила барышня, явно не веря. Усвоив информацию, она тут же посыпала вопросами: – А куда я должна сходить и что написать? А ты меня не кинешь?

– Пятьсот долларов ты получишь, если ты под мою диктовку напишешь одно заявление в горотдел и выполнишь все, что я тебе скажу, – доверительно подхватил Эдик и тут же поманил собеседницу дальше: – И еще столько же получишь через несколько месяцев. Только если поведешь себя правильно… Ты абсолютно ничем не рискуешь. Отвечаю. Короче, созвонимся. Только сразу: никому никогда ничего не рассказывай. Даже моей Таньке. Договорились?

* * *

Ослепительно-желтое солнце медленно поднималось над огромным Марселем, окрашивая в пастельные тона старинные портовые кварталы, серые эсминцы на рейде и огромную золоченую статую Мадонны, венчающую купол собора Notre Dame de la Grade.

Ночной портье отеля «Бельвю» только что проснулся. Постояльцы еще спали, а это означало, что у портье было время, чтобы выпить кофе на свежем воздухе.

Пластиковые столики под матерчатыми тентами белели в десяти метрах от гостиничного входа. Бармен уже возвышался за стойкой. Степенно кивнув портье, он поставил перед ним дымящуюся чашку и по-приятельски подсел рядом. Мужчины обменялись несколькими ни к чему не обязывающими фразами о погоде, туристах и ценах на вино: серьезные темы здесь не приняты, разговор должен быть легким и непринужденным.

Закурив «Галуаз», бармен со смехом поведал, как русский мсье с бородавкой на подбородке опять обожрался вчера своим варварским коктейлем и как другой мсье, тоже вроде бы русский, тянул его на себе в гостиницу.

Допивая вторую чашечку кофе, портье обеспокоенно зашмыгал носом. Ему показалось, что со стороны отеля потянуло едкой гарью. Это был явно не запах сигаретного дыма: «Галуаз», который курил собеседник, имел совсем другой аромат.

Попросив бармена обождать, портье спешно вернулся в холл. Здесь, в замкнутом помещении, резкий запах ощущался намного явственней, постепенно приобретая дымную видимость и аварийную концентрацию.

Пока портье размышлял, что следует предпринять, его слух резанул истошный вой сирены. За окнами промелькнул силуэт пожарной машины. Через минуту в фойе ворвался офицер муниципальной спасательной службы. Даже не поздоровавшись, он помчался на второй этаж. Обескураженный портье направился следом. Длинный коридор, устланный алым бобриком, был по-утреннему пуст. Ровный ряд одинаковых дверей с латунными ручками и цифрами номеров выглядел из-за дыма размыто, словно на акварели. От гари першило в горле и резало глаза. Из-под двери номера «27» сочился серый дымок. У портье померкло в глазах – в этом номере обитал тот самый мсье Точилин, о котором он только что говорил с барменом уличного кафе. Видимо, склонный к пьянству мсье заснул с тлеющей сигаретой в руке…

К счастью, все обошлось относительно благополучно. Пожарные, подогнав машину к фасаду, выставили лестницу и, разбив окно горящего номера, сунули вовнутрь брандспойт. В темное задымленное помещение повалила густая белая пена. Пожар оказался не столь серьезным, как могло показаться. Сильное задымление давал тлеющий пластик. Непротрезвевшего, залитого пеной постояльца спешно эвакуировали на свежий воздух. Спустя несколько минут подоспевшая карета «Скорой помощи» отвезла его в госпиталь.

Точилин отделался малой кровью: отравлением угарным газом и незначительными ожогами. Зато интерьер гостиничного номера был безнадежно испорчен. Паркет обуглился и вздулся пузырями, драпировка стен свисала бесформенными тяжелыми клочьями, мебель и потолок почернели от копоти.

Огонь и брандспойтная пена не пощадили личных вещей постояльца. Когда на следующий день в «Бельвю» позвонили из госпиталя и попросили привезти паспорт пострадавшего, хозяин отеля, уже подсчитавший убытки, злорадно заявил, что все документы мсье алкоголика сгорели. Хозяин не врал: огромный кожаный саквояж, с которым Точилин заселялся в гостиницу, превратился в бесформенный обугленный остов в ошметках подсохшей пены.