Грабеж средь бела дня - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зверев cтр.№ 19

Резко скрипнула дверь, и Голенков обернулся. На пороге стоял жилистый дедок с впалыми висками и льдистыми голубыми глазками. Узловатые старческие руки сжимали детский пластмассовый автомат.

– Извините… – просипел гость, стыдясь своих казенных зоновских трусов.

– Ходют тут всякие… – безо всякого выражения оценил дедок; видимо, подобные сцены были для него не впервой.

Неожиданно из-за спины старика высунулась коротко стриженная девичья голова. Отодвинув странного дедушку в сторону, барышня вошла в комнату, хлопнув за собой дверью.

– Привет. Ну че, оклемался? Так ты, оказывается, Танькин папик? – спросила она и, не дождавшись ответа, протянула руку: – А я – Лидка…

Только теперь Голенков наконец-то вспомнил кличку этой девицы: Мандавошка. Вспомнил и давешнюю сцену у детского садика…

Плюхнувшись в кресло, будущая мать выпятила живот и, закурив, вопросительно взглянула на гостя.

– А почему ты мне сразу ничего не сказал?

– Где мои брюки? – простонал Эдик, стеснительно становясь к девушке вполоборота.

– Брюки я сняла. Ты их в кабаке кровью заляпал, Танька застирала, на балконе сушатся… А пиджак с рубашкой я с тебя снимать постеснялась.

Осмыслить эту фразу не хватало сил.

– Ничего, пока без штанов походишь. Мы люди привыкшие. Вот, я тебе пива на опохмел принесла. – Достав из карманов безразмерного сарафана две бутылки «Балтики», хозяйка поставила их перед гостем. – Ты уж извини, что так все получилось. Ну, в «Золотом драконе». Посиди, Танька скоро придет.

– А почему она меня не дождалась?

– Ты же спал, вот она и не хотела тебя будить. Ладно, натреплетесь еще… Слышь, а ты че – натурально в ментуре работал? А потом сел, да? А за что?

– Начальство критиковал, – просипел Эдик, подумав.

– А это правда, что Нгуен берет тебя директором кабака? А можно будет к тебе в гости приходить? А угощать меня будешь? – выстрелила Лида очередью вопросов.

Голенков хотел было сделать барышне замечание – мол, к старшим следует обращаться на «вы»… Но, взглянув ей в лицо, передумал. Воспитывать эту отвязанную девицу было столь же нелепо, как подвесить на стрелке барометра гирьку, чтобы она вела себя послушней…

…Эдик просидел в обществе Лиды почти три часа. Уже через минуту ему стало понятно, каких садов этот фрукт. Да и профессиональных навыков бывшего опера оказалось достаточно, чтобы исподволь выпытать всю ее подноготную.

В голове Лиды Ермошиной царил полный мрак, слабо разбавленный какой-то скабрезной чушью. Она презирала абсолютно все: хорошие манеры, воспитанность, образование, работу, чтение книг и даже элементарную человеческую порядочность. Мужиков, впрочем, она в свои шестнадцать лет тоже презирала. Но обходиться без них не могла. Вот уже третий год единственным источником существования малолетки была базарная проституция. Однако сама Лида не видела в этом ничего предосудительного.

– Мужикам «разгружаться» надо, а мне – бабло. Я с шестого класса гуляю и всегда на косметику и колготки имею, – с подкупающей искренностью сообщила девушка и деловито рассказала, как делала школьные уроки в перерыве между «палками» и как почтенные отцы семейств, глядя на это, просто кончали.

– А… как же школа? – ужаснулся Голенков.

– Да ну ее в жопу! – лениво отмахнулась Ермошина. – Все, что мне от жизни надо, я и так умею.

– А папа с мамой?

– Мамку прошлой зимой грузовик переехал. Бухая была, – равнодушно сообщила Мандавошка. – А папка… Хрен его знает, где он теперь. Вернулся с зоны лет шесть назад, братика Димку забацал – и опять сел.

– А… старик с игрушечным автоматом… он кто?

– Мой дед. Полный придурок, бля. Когда-то вертухаем в лагере служил. Во время бунта на зоне по голове получил, вот его и комиссовали. Когда трезвый, так еще ничего. А когда пенсию получит и накатит, почему-то думает, что он опять зоновский вертухай. Садится у открытого окна с игрушечным автоматом и давай по прохожим хуярить: тра-та-та-та! Это, мол, зэки в побег намылились.

– М-да… – только и сумел вымолвить недавний арестант.

– Слышь… Ты за свою Таньку не переживай. Целка она еще, отвечаю в натуре, – успокоила Лида, словно угадывая ход мысли собеседника. – С мужиками не гуляет, хотя ей сто раз предлагали. Она ведь большой и светлой любви, бля, ждет. Я это точно знаю. Сама говорила. Танюха мне не только подруга, но и типа домработницы. Мне-то самой за домом смотреть некогда. Ну, малого из садика забрать, в квартире убрать, за покупками сходить, за бухим дедом присмотреть. Я ей за все это плачу. В месяц где-то полторы тыщи набегает. Нехило, да?

– А сама-то ты сколько зарабатываешь? – не удержался от вопроса бывший мент.

Ермошина наморщила лоб.

– Раньше, пока не обрюхатилась, по шесть-восемь тыщ в месяц имела. Я-то без сутика работаю, ни с кем не делюсь. А теперь… Кто на меня, пузатую, позарится? Знаешь, какая в нашем городе конкуренция? На блядоходе по вечерам телок, как грязи! Только за счет «микрофона» и выживаю.

– А что это?

– Ну, минет – лучше для мужчины нет! – глупо хихикнула Лида. – Триста рэ – и все дела.

Только теперь Голенков наконец-то сообразил, почему Лидино лицо такое белое и чистое. Несомненно, этому способствовала ежедневная белковая диета.

– А как родишь, тогда что?

– Тогда – полный голяк, – опечалилась маленькая проститутка. – Месяца четыре придется в завязке сидеть. Как говорится – ни капли в рот, ни сантиметра в жопу. Что мне – на фабрику идти, швеей-мотористкой? Тяжелее хера в руки не беру!

– Папа хоть кто?

– Ты этого имеешь в виду? – хмыкнула барышня, небрежно ткнув пальцем в свой упругий живот. – А хрен его знает! И с абортом, бля, как назло, опоздала. А он все растет и растет. Через три месяца рожать надо. Может, в роддоме ребенка оставлю, может, нет. Не знаю еще…

– Вот оно что… – медленно проговорил бывший опер. – А не боишься мужиков, с которыми трахаешься, под статью подвести?!

– Это которая по «мохнатке»? Да ты че, кто мне тут поверит?! Меня и участковый знает, и все базарные менты, и опера, которые по рынку слоняются… Да у меня и заяву не примут! А потом еще и мужики те… звездюлей навешают! Запросто.

Допив пиво, Голенков аккуратно поставил пустую бутылку под стол и цепко взглянул на собеседницу.

– Значит, у тебя шесть месяцев сроку? – вновь уточнил он, задумавшись.

– Где-то так. В октябре – ноябре залетела.

– В октябре – ноябре, говоришь? Это хорошо. И не помнишь, от кого?

– Не-а, – Лида отрицательно мотнула головой. – А что? Усыновить хочешь?

Неожиданно бывший мент ощутил в себе настоящее озарение. Это было чувство сродни тому, которое испытывает гроссмейстер перед красивейшим многоходовым эндшпилем. Случайное знакомство неожиданно раскрывало замечательные перспективы. Словно из тумана, выплывал план полного уничтожения врага номер один…