Потом Томазино и его друзья, что-то вроде бригады, с которой они на Сицилии ремонтировали дома, стали наемными убийцами, sicario на службе одной из организованных преступных группировок, сложившихся в Ватикане. Ничего такого они в этом не видели – ведь к ним пришли друзья Отца, а их просьбу они не могли не выполнить, долг следовало отдать даже мертвому. Тем более друзья Отца хорошо к ним относились, у них были и кров, и пища, и работа. А убивать… просто это было для них слишком обыденным, чтобы они задумались над тем, какие страшные преступления они совершают. Они были простыми деревенскими парнями с Сицилии, и задуматься над тем, какой круг ада ждет их, следовало бы тем кардиналам из Рима, которые отдавали приказы убивать. Ведь эти знали, что творили, отлично знали.
Все казалось простым – враг, наверное, уже спит. Он войдет и выстрелит по человеку, лежащему на кровати. Посмотрит на него – и уйдет.
Ключ вошел в замок, Томазино повернул его, толкнул плечом дверь и шагнул внутрь, вскидывая обрез. Ему потребовалось две-три секунды, чтобы понять – его врага нет, он ушел.
– М-м-м-м… – промычал Томазино, стараясь сдержать злобу и успокоиться.
В следующее мгновение он услышал шум за спиной и понял, что враг – сзади. Он и в самом деле так хитер, как предупреждал брат Карти, он настоящий дьявол, если он смог убить Отца, мудрого и осторожного человека.
Но его, Томазино, он не застанет врасплох.
Развернувшись, Томазино шарахнул в дверной проем из лупары, рукоятка привычно рванула руку. Для более слабого человека это могло закончиться вывихом кисти, но Томазино был не из слабаков. Выстрел из двух стволов разом ослепил, оглушил Томазино – и он окончательно слетел с катушек. У него в кармане были патроны, но вместо того, чтобы перезарядить обрез, он с рыком кинулся в коридор, намереваясь задушить врага голыми руками.
Я повернулся, чтобы встретить угрозу лицом, выставил вперед вооруженную осколком стекла руку – подняться на ноги я уже не успевал, потерял бы темп. В коридоре мерзко пахло порохом, пылью, еще какой-то гадостью. Можно было ударить врага ногой, можно было метнуть в него осколок стекла, но, поворачиваясь, я наткнулся локтем на что-то железное. И подхватил это, бросая раскровенившее руку стекло.
Автомат! СТЭН, мы проходили его на уроках по изучению оружия вероятного противника. Магазин примкнут, предохранитель…
Один из убийц выскочил в коридор – я поразился тому, насколько он огромен – под потолок, тяжелее меня на сорок, а то и пятьдесят килограммов. Он что-то прорычал и ринулся на меня как раз в тот момент, когда я вскинул автомат и открыл огонь. Выстрелов слышно не было, в какой-то момент мне показалось, что автомат неисправен, но он дергался в руках, выплевывая в здоровяка пулю за пулей. Он сделал шаг, потом еще один шаг, а потом обрушился на меня, на нас – всем весом, уже мертвый…
Finita.
Пахло кровью, порохом, потом и страхом. Я с трудом выбрался из-под мертвого здоровяка, выругавшись про себя. На самом краю – надо было сматываться отсюда и все. Игры в ковбоев до добра не доводят…
На полу лежал большой фонарь, я включил его – и вот тут лежащая на полу Джованна завизжала, да так, что полицейская сирена позавидует.
– Basta! Silenzio! – я дал «наполовину немке» сильную пощечину, так, что голова дернулась. – Silence!
Последнее слово, сказанное по-немецки, привело ее немного в чувство, по крайней мере она перестала орать.
– Silence! Silence!
[71]
– Du hast sie getötet! Du hast sie getötet!
[72]
– едва успокоившись, Джованна была на грани новой истерики.
– Sie würden Sie getötet haben! Und mich!
[73]
– ответил я и еще раз ударил ее по щеке. – Silence!
Отталкиваясь ногами, Джованна отползла в тупик коридора, забилась в угол. Увы – от этого кошмара не убежишь, бежать некуда.
– Wer sind sie? Woher sind sie?
[74]
– Assassini! Die Mörder!
[75]
Один из убийц возился на полу, меня он не интересовал. Оружия у него не было, подохнет – туда ему и дорога, выживет – когда начнет давать показания полиции, я уже буду далеко отсюда.
Зашел в свою комнату, осколок стекла выкинул на улицу – больше девать некуда, а на нем – моя кровь. Пусть ищут. Кровь текла, но не сильно, на мне в основном была чужая кровь, на брюках – но деваться было некуда. Брюки были темные, а эти я выкину, как только раздобуду себе какие-нибудь другие брюки. Автомат – это и впрямь был СТЭН, причем в бесшумном варианте, такой не купишь в оружейном магазине – я наскоро протер и бросил прямо в комнате, больше он мне не нужен. Отпечатки пальцев – есть, конечно, но в номере пансионата снимать отпечатки пальцев – безнадежное дело.
Собрал вещи, огляделся. Ах, да…
По правилам – в каждом здании должна быть кнопка пожарной тревоги. Я вышел из комнаты, уже с кейсом, переступил через умирающего на полу боевика. Кнопка пожарной тревоги была совсем рядом, я разбил стеклышко и надавил на нее. В начале коридора, у лестницы, кто-то был.
– Che cosa?
[76]
Голос был старческий, хриплый – в таких вот римских пансионах коротают свои дни немало стариков.
– Die Feuer! Rettet euch!
[77]
Я сказал это по-немецки, но больше ко мне никто не приставал.
– Warten Sie!
[78]
Я обернулся на голос Джованны, та уже встала, но выглядела как чумная.
– Ты из мафии? Ты из этих… onorato societe?
Да. Мафия. Лучшее прикрытие здесь.
– L’uomo più intelligente che ha chiuso i denti il modo in cui la lingua, – многозначительно сказал я, – самый умный человек тот, кто зубами закрыл дорогу языку.
Джованна захлопала ресницами, в глазах ее был страх.
– Я вас поняла, синьор. Простите…
Не оглядываясь, я шагнул на лестницу…
Пожарная сигнализация – крякалка – окончательно взбаламутила и без того разбуженный громом выстрела из обреза пансион, я еле протолкался к выходу. У меня только несколько минут, чтобы уйти, раствориться в толпе. Потом – карабинеры оцепят район и уйти будет значительно труднее, у меня нет местной одежды и даже ночью я заметен на фоне толпы в своем костюме и встрепанный. Хорошо, что будет паника и неразбериха – кто-то наверняка сообщил в полицию о выстреле, сейчас вдобавок приедут еще и пожарные и будет такой кавардак! Кавардак сейчас и на выходе – постояльцы вышли из пансиона, загорелись, кое-где и открылись окна в соседних домах – итальянцы обожают лезть не в свое дело, и это мне подходит как нельзя лучше. Убийца – а третий убийца до сих пор внизу, в машине – не рискнет в меня стрелять при таком стечении народа. А если и рискнет – пусть попадет. Тем более ночью.