Вот тебе и разминировали.
Откапывая голыми руками завал – и ножи, и саперные лопатки они использовать опасались, – минут через пять нашли Томбса. Еще через пять минут – Сноуи. Оба мертвы…
Злая, душащая изнутри волна затапливала бригадира изнутри. Кто был – тот поймет, что это такое. А кто не был – тому никакими словами не рассказать…
– Макени…
– Да, сэр…
– Ружье у тебя?
– Сэр…
– Возьмешь мой автомат… – голосом, не терпящим возражений, приказал Феттерляйн…
Ружье у Макени и впрямь было знатное – он всегда таскал его с собой. Даже не ружье – а обрез, пятизарядный обрез североамериканского помпового «стивенса»
[69]
«утиного» десятого калибра. В одном патроне такого калибра – пятьдесят четыре дробины, а не двадцать восемь, как в двенадцатом «магнуме». Более того – на дульном срезе у этого ружья специальная насадка, называется «утконос»
[70]
– она рассеивает дробь по фронту. Макени отбарабанил три года в Индии, там у всех ребят, кому доводилось по долгу службы лазать в джунгли, где видимость ограничивается на уровне вытянутой руки, а потревоженный тигр опаснее любого террориста, имелись подобные штуковины, их носили за спиной, там, где когда-то у лучников был колчан со стрелами – в дополнение к основному оружию. В Афганистане Макени носил такое по привычке – и вот, пригодилось…
– Заряжено, сэр…
– Я знаю… Осторожно, пошли.
– А Томбс со Сноуи?
– Похороним потом. Сначала разберемся с теми, кто это сделал.
Шаг за шагом. В прибор ночного видения не видно ничего – поэтому – к черту. Все, как в старые добрые времена, – только твои глаза и уши. И у противника – тоже. А еще – палец на спусковом крючке и ружье, готовое изрыгнуть свинцовый град, выкашивающий все живое…
Ослепительно ярко полыхнула вспышка сигналки – ружье в руках дернулось, четко лязгнул затвор, досылая в патронник еще пятьдесят четыре грамма смерти. И еще рывок – на ружье полицейский спусковой механизм, можно передергивать затвор, не отпуская курок – и ружье будет стрелять в максимально возможном темпе. Что-то ударило в грудь, едва не сбивая с ног, ослепительная волна боли лавой залила мозг – плевать, бронежилет, потом придешь в себя – только успеть, только вымести свинцом из коридора эту мразь! За Томсба, за Сноуи, за всех остальных! Сзади, непонятно куда, замолотил из автомата Макени – обошли, твари! Плевать, все равно мы лучшие, все равно нас не взять, все равно…
Бригадир британской армии Феттерляйн ошибся – бронежилет не спас его. Очередь из русского автомата «Волк» с близкого расстояния шеффилдская сталь не выдержала. По крайней мере, два из пяти полученных им ранений были по медицинским меркам смертельными. Но он умер не сразу – он успел выпустить все шесть зарядов из обреза десятого калибра и только тогда рухнул замертво.
И картечь тоже нашла свои цели.
Чуть подольше прожил Макени – очередью из автомата он успел срезать одного из русских, прежде чем получил пулю в голову сам.
Так умирали герои.
10 июля 1996 года.
Где-то над Тихим океаном.
Борт самолета «ДС-10» компании «Сателлайт Системс»
– О, детка… Я так хочу… Твое тело… зовет меня в рай…
Командир корабля, полковник ВВС в отставке Томас Фрай недобро посмотрел на своего правака
[71]
, едва сдерживаясь от того, чтобы не врезать по этой наглой черной морде…
– Мистер Галло… – негромко произнес он.
– И-й-е-о-у… сэр…
– Не будете ли вы столь любезны… заткнуться…
Галло Гривс, чернокожий молодой здоровяк, взятый в компанию исключительно за первое свое достоинство, недоуменно уставился на командира корабля. Его и в самом деле взяли исключительно для того, чтобы сбалансировать расовый состав пилотов компании. Почему-то получалось так, что все летчики высокого класса как назло оказывались белыми. Ну, сущий расизм. А адвокаты не дремали: существовали профсоюзы чернокожих (профсоюзов белых не существовало, потому что это тоже было бы расизмом), и они строго следили, чтобы черные были адекватно представлены во всех сферах бизнеса и вообще во всех сферах деятельности человеческого общества. Если же это правило где-то нарушалось – адвокаты накидывались на компанию, как стервятники, и клевали ее многомиллионными исками. Чтобы не нарываться, «Сателлайт Системс» пришлось набрать черных на все посты, где они могли принести хоть какую-то пользу и не нанести при этом существенного вреда. Одним из таких постов оказалась должность «правака» в одном из трех летающих космодромов, принадлежащих компании. Решили, что достаточно иметь первого пилота, командира корабля – профессионала, а правака можно и такого. И вот теперь полковник ВВС в отставке Фрай, который вышел в отставку с почетом, на проводах которого гуляли четверо генералов, специалист, освоивший четырнадцать типов летательных аппаратов, был вынужден терпеть в правом кресле придурка, с горем пополам окончившего летную школу. Впрочем, полковник Фрай сомневался даже в этом – вполне возможно, что свидетельство об окончании и лицензию пилота тот купил, бывало и такое.
Если бы парень помалкивал – еще можно было бы как-то терпеть это безобразие. А тут… смотрит на него таким наглым и непонимающим взором…
– Сэр… это же Джастин Джонс и его гангстеры. Новый альбом гангста-рэпа, хотите напою из него что-нибудь?
– Мистер Галло, если я решу послушать этого мистера Джонса – то я это сделаю в его оригинальном исполнении, а не в вашем перепеве. А пока будьте любезны помолчать и сосредоточиться на показаниях приборов, которые перед вами.
Галло обиделся, но заткнулся. На какое-то время…
Компания «Сателлайт Системс» была организована в девяностом году тремя учеными, уволившимися из НАСА со скандалом. В произошедшем скандале не было ничего удивительного – наоборот, было бы удивительно, если бы он не произошел…
Проблема заключалась в том, что эти трое ученых решили отказаться от «священной коровы» НАСА
[72]
– запуска космических аппаратов при помощи ракет наземного базирования. На этом держалось все – даже корабли многоразового использования типа «Дискавери» тоже запускались с космодрома на мысе Канаверал, разросшегося до неприличных пределов. Все те, кто предлагал неракетные способы вывода аппаратов в космос либо вывод с помощью ракет, базирующихся не на Земле, – все предавались жестокой анафеме.