– Нора, поешь…
– А выпить у тебя нету? Русской водочки?
– Нет, – неуверенно ответила Марина. Она
опасалась, что, выпив, Нора может так разойтись, что перебудит весь дом.
– Ну и ладно. А ты с кем живешь-то? Кроме домрабы?
– С сыном.
– У тебя сын есть? Ну здорово! А сколько ему лет?
– Девять!
– Ни фига себе! Это ж сколько мы не видались! С ума
сойти! Ой, Маринхен, дай я тебя поцелую! А муж-то есть?
– Нет. Он погиб, но я не хочу об этом говорить, –
сухо произнесла Марина.
– Но сын не от Питера?
– Нет, конечно, нет.
– А, тогда многое понятно… Ты сбляднула, залетела, и он
тебя выгнал, так?
– Нет, не так. Я влюбилась и ушла от него.
– Между прочим, я его недавно видела, он как будто
консервный.
– Что?
– Ну не меняется, как его законсервировали. Вы с ним
развелись?
– Нет. Я, как уехала, больше ничего о нем не знаю. Он
на развод не подавал, я тоже. Знаешь, Нора, я страшно хочу спать. Такой тяжелый
день выдался.
– Да ладно тебе, не вредничай, Маринхен, завтра вообще
воскресенье! Я так мечтала, что мы с тобой сядем на кухне, потреплемся всласть,
mein Liebchen
[4]
. У тебя, оказывается, сын есть… Ну надо же! И
как его звать?
– Миша.
– А мужика твоего как звали?
– Не хочу об этом говорить.
– Ладно, ладно, не буду, как скажешь. А я, Маринхен, на
развод подам и уж вытрясу из своего все по полной программе. Ты, я гляжу, не
бедствуешь.
– А почему я должна бедствовать? Я работаю. Первое
время, конечно, туго пришлось. Когда я с Мишкой одна осталась, время было
лихое… Работы нет, крошечный ребеночек на руках, все деньги, что у меня
оставались, потратила на него, маленьким столько всего надо, а тут ведь ничего
не было, магазины пустые…
– Ну и как же ты?
– Самое для меня ужасное было, – разговорилась
вдруг Марина, – то, что Мишку не с кем оставлять. Я была готова на любую
работу, но куда его девать-то? Вот тут мне повезло. Я встретила Алюшу,
Александру Ивановну, она тоже одна как перст осталась, и ей жить негде было, я
ее к себе взяла, вот с тех пор и горя не знаю. Она мне Мишку растила, пока я
деньги зарабатывала…
– И чем же ты зарабатывала?
– Сначала я, как вся страна тогда, торговала чем
придется, но недолго. А потом соседи выставили на улицу старый гардероб…
– И ты там что, клад нашла? – У Норы загорелись
глаза.
– Ну можно сказать и так, – засмеялась Марина. Ей
приятно было вспоминать начало своей успешной карьеры. – Возвращаюсь я
вечером, ну буквально без ног, еле живая, и гляжу, шкаф стоит во дворе. Меня
как что-то ударило! Я попросила мужиков доволочь мне этот шкаф до квартиры. А
потом стала приводить его в божеский вид…
– Сама, что ли?
– Сама, конечно, кто ж еще? Потом покрасила в
ярко-зеленый цвет и расписала цветами, райскими птицами, так красиво
получилось. Поставила в детской. Но его увидал один мой знакомый и чуть с ума не
спятил, продай да продай ему для дачи. Я ни за что не хотела, но он все цену
набавлял и набавлял, и я, наконец, сдалась. Это были очень хорошие деньги, и мы
с Алюшей стали рыскать по пустырям и помойкам в поисках рухляди. То я сижу с
Мишкой, она рыщет, то наоборот. Комодик нашли, потом буфет… А уж потом на меня
заказы стали сыпаться. Но у Мишки вдруг началась аллергия на краску, и дома я
уж не могла этим заниматься. Но я же в Цюрихе окончила дизайнерскую школу,
пошла с этим дипломом в одну фирму, меня взяли, а потом встретила своего
одноклассника, мы с ним очень сдружились, и он помог мне, нашел клиентов,
которым за маленькие деньги надо было привести в божеский вид квартиру. Я
встала на уши и уложилась в смету. С этого и пошло. А сейчас я довольно модный
декоратор. Вот так! – с гордостью добавила Марина. И тут же подумала:
зачем я перед ней распинаюсь? Она же чужая.
– Да, ты молодец, хоть диплом от заграничной жизни
поимела… А я…
– Ты же прилично знаешь языки…
– Ну и чего? В секретутки идти? Я уж стара для этого,
мне, mein Schatz
[5]
, уже сорок два!
– Так чего ж ты уехала? Жила бы себе, тебя, по-моему,
муж не ущемлял.
– Ущемлял, гад, еще как ущемлял, но я бы это стерпела,
но он трахаться перестал, импотенто, понимаешь? То есть на стороне он, может,
чего и может, но мне что с того? Мне мужик нужен, никуда не денешься, у меня,
можно сказать, самый трахучий возраст подошел, и вот тебе – выкуси! Я
попробовала тоже на сторону сходить, но он такое мне устроил! Даже морду набил,
Schurke
[6]
. Ну ничего, я эти побои зафиксировала, будет что в
суде предъявить… Я с него много сдеру, не сомневайся. Уж дом-то – точно! А
какой у нас дом, сама знаешь, я его продам, куплю себе малюсенькую квартирку и
буду жить…
– Где, в Новосибирске?
– Да ты что! Квартирку где-нибудь в Европах, а…
Hör mal
[7]
, а у тебя-то откуда такая квартирка, а? Сколько
комнат?
– Четыре. Мне от матери двухкомнатная досталась, и еще
от Мишкиного отца. Мы только успели с ним съехаться, он и погиб…
– Надо же… Хороший мужик был?
– Да, очень.
– Ты хлебнула… Слушай, Маринхен, а ты мне какую-нибудь
работенку тут не подберешь?
– Какую тебе работенку, Нора?
– А я знаю? – засмеялась та. – Это я так,
сболтнула… Ну а мужичок-то у тебя есть?
– Да как тебе сказать…
– Вот так и скажи.
– Ну считай, что есть.
– Но это не любовь?
– Нет, что ты… С любовью я завязала!
– Ну прям, с твоими данными… Сколько тебе?
– Тридцать восемь.
– Молодка еще! Хотя любовь – это в общем-то сказки.
Трахается нормально?
– Нормально.
– И слава богу. А остальное – геморрой!
– Норка, я спать хочу, умираю.
– Да, я вообще тоже не против. Ладно, завтра еще
поговорим. Gute nacht, mein Liebchen!
[8]
Она тоже меня помнит, как странно и как хорошо… –
расслабленно думал Михаил Петрович, сидя рядом с женой в машине. Он закрыл
глаза, пусть Вика думает, что я сплю. Ма-ри-на! Какое красивое имя. Она стала
еще лучше… Тогда это была молоденькая девушка, а теперь роскошная женщина, с
виду холодная, но я уверен, под этой холодностью… Это напускное, защитная
маска. А может, и не напускное… Когда он прижал ее к себе, то не ощутил
ответного порыва. Это обстоятельство было для него настолько непривычным, что
он дернулся, отдав себе в этом отчет, хоть и с большим опозданием. Но она же
меня помнит столько лет… Он представил себе ее лицо таким, как видел два часа
назад, совсем близко, и ощутил вдруг какой-то страх. Неужели эта встреча
неспроста? Вдруг это мне в наказание за все мои прегрешения? Безответная
любовь? Фу, глупости какие! Надо просто выкинуть ее из головы, и дело с концом.
Подумаешь! И вообще, мне не до нее. У меня скоро процесс в Исландии, довольно
безнадежный процесс, кстати сказать, и надо думать об этом, а не о зеленых
глазах. Тоже мне невидаль. Лучше оставить все как есть. Она женщина-мечта! А
при ближайшем рассмотрении может оказаться той еще стервой, или непроходимой
дурой, или кошмарной неряхой! Мечта должна оставаться мечтой. А то будет как с
Ларкой. Как она мне нравилась, как я ее добивался, а получил – и второй раз
даже видеть не хотел. Брр! Тупая кретинка! Да и зачем мне еще какая-то баба?
Пора уж успокоиться, есть жена, есть Надюшка – и хватит. Случится какое-нибудь
легкое приключение, и отлично, а тут ничего хорошего не выйдет. Все, забыли!