Потом, когда Галип пришел к своим родственникам, он увидел, что такого же фисташкового цвета платье с фиолетовыми цветами было и на тете Хале. Матери, отцу, дяде Мелиху, тете Сузан, всем, кто слушал его со слезами на глазах, Галип рассказал, что они с Рюйей пять дней назад вернулись из Измира и эти пять дней, иногда оставаясь и на ночь, провели с Джелялем в доме Шехрикальп: Джеляль много лет назад купил верхний этаж, но скрывал это. Он прятался там от тех, кто угрожал ему.
После обеда, ближе к вечеру, сообщая то же самое сотрудникам службы безопасности, которые записывали его показания, и прокурору, он долго рассказывал про голос по телефону. Но следователей не заинтересовала эта информация. Он почувствовал безвыходность человека, который не может проснуться и не может никого впустить в свои сны. В голове у него была полнейшая пустота.
На следующий день, во время панихиды в мечети Тешвикие, оказавшись наедине с главным редактором «Миллиет», Галип сказал, что остались целые коробки неопубликованных статей Джеляля, что последние недели, несмотря на то, что он посылал мало материалов в газету, он очень напряженно работал, осуществил старые проекты, дописал некоторые незаконченные статьи и даже написал кое-что совсем новое, в новом ключе, на темы, которых раньше не касался. Главный редактор, естественно, сказал, что они хотят опубликовать эти статьи в рубрике Джеляля. Так началась работа Галипа в рубрике Джеляля, которая продлится много лет. Когда похоронная процессия, выйдя из мечети Тешвикие, двигалась в сторону площади Нишанташи, Галип увидел Алааддина, рассеянно глядевшего в окно лавки. В руке он держал маленькую куклу, которую собирался завернуть в газету.
Накануне того дня, когда Галип принес в редакцию новые статьи Джеляля, он первый раз увидел во сне Рюйю с этой куклой в руках. Передав статьи Джеляля и выслушав соболезнования и мнения о случившемся друзей и врагов Джеляля, в том числе и Неша-ти, он пошел в кабинет Джеляля и стал читать лежащие на его столе газеты за последние пять дней. Внимание его привлекла статья молодого журналиста, где рассказывалось, как было совершено преступление; она была помещена среди статей, в которых авторы — в зависимости от убеждений — возлагали ответственность за убийство на армян, турецкую мафию (Галипу захотелось исправить эти слова зеленой ручкой на «бандитов Бей-оглу»), коммунистов, контрабандистов, поставляющих сигареты, русских, накшибендис-тов; здесь же публиковались отрывки из воспоминаний о Джеляле и описания похожих преступлений, имевших место в нашей истории. Заинтересовавшая его статья в газете «Джумхуриет», опубликованная в день похорон, была написана кратко, сдержанно, и Джеляль с РюЙей были обозначены там лишь инициалами:
«Известный журналист Дж. С., ведущий рубрику в газете „Миллиет“, в пятницу вечером, в семь часов, с сестрой Р. вышел из своего дома в Нишанташи и отправился в кинотеатр „Крнак“. Фильм „Возвращение домой“ закончился в двадцать минут десятого. Журналист и его сестра, состоящая в браке с молодым адвокатом (здесь Галип впервые в жизни, пусть в скобках, увидел свое имя в газете), вышли со всеми зрителями из кинотеатра. Снег, десять дней засыпавший Стамбул, прекратился, но было холодно. Пройдя по проспекту Валиконагы, они вышли на проспект Эмляк, а оттуда на проспект Тешви-кие. Смерть настигла их в девять тридцать пять, когда они находились как раз перед полицейским участком. Убийца, использовавший старый пистолет „кырыккале“ — он еще хранится у отставных военных, — по всей вероятности, целился в журналиста, но попал в обоих. Видимо, пистолет заело, потому что было выпущено только пять пуль, из которых три попали в журналиста, одна — в его сестру и одна — в стену мечети Тешвикие. Поскольку одна из пуль попала журналисту в сердце, он скончался на месте. Другая пуля попала в ручку в левом кармане пиджака журналиста (все газеты взволнованно писали об этом символическом совпадении), поэтому белая рубашка писателя больше была залита зелеными чернилами, чем кровью. Что касается сестры, то, тяжело раненная в левое легкое, она вошла в лавку, которая находилась к месту происшествия так же близко, как и полицейский участок». Автор репортажа, как детектив, снова и снова просматривающий пленку важного события, красочно описывал, как сестра, с трудом передвигаясь, подошла к известной в округе лавке Алааддина, но Алааддин, находившийся на улице, ее не заметил. Сестра с трудом входит в лавку и падает среди кукол. Потом пленка стала перематываться быстрее, и все становилось непонятным и нелогичным: лавочник, снимавший журналы с ветвей каштана перед лавкой, испугался услышанных выстрелов и, поскольку не видел, что кто-то вошел внутрь, опустил ставни и побежал домой.
Несмотря на то что в лавке до утра горел свет, ни полицейские, обследовавшие окрестности, ни кто-то другой не обнаружили умирающую внутри нее молодую женщину. Странно, что дежурный полицейский, стоявший на посту на противоположном тротуаре, не заметил второго раненого человека.
Убийца скрылся в неизвестном направлении. Утром один гражданин сообщил, что он незадолго до происшествия купил в лавке Алааддина лотерейный билет, а после этого недалеко от места происшествия видел устрашающего вида тень в странной одежде и пелерине, как в исторических фильмах (он сказал: «будто султан Фатих Мехмед»), и еще до того, как прочитал о случившемся, рассказал об этом жене и ее сестре. Завершал молодой журналист статью пожеланием, чтобы молодые женщины не становились жертвами всеобщего равнодушия.
Солнечным утром в начале февраля отец сообщил Галипу, что пришел ответ из Кадастрового управления на запрос дяди Мелиха по поводу наследства, и выяснилось, что у Джеляля была еще одна квартира на окраине Нишанташи.
Квартира, куда дядя Мелих с Галипом отправились, прихватив с собой слесаря, находилась на верхнем этаже трехэтажного дома с почерневшими от копоти и дыма стенами, с облупившейся местами краской, напоминавшими кожу неизлечимо больного человека; попадая на такие узкие разбитые улицы, Галип всегда думал: почему богатые селились когда-то в столь бедных местах или почему людей, живущих в таких бедных местах, некогда называли богатыми? Слесарь легко открыл нехитрый замок двери, на которой не было никакой таблички, и удалился.
В квартире было две маленькие спальни, в каждой стояло по кровати. Их разделяла небольшая гостиная, освещенная солнцем через окно, выходившее на улицу. По обеим сторонам большого стола, находившегося посередине гостиной, стояли кресла. На столе лежали кучи газетных вырезок, рассказывающих о совершенных в последнее время убийствах, фотографии, кино— и спортивные журналы, новые издания знакомых Галину с детства романов-комиксов, вреде «Техас» и «Томмикс», детективные романы, груды всяких бумаг и газет. Скорлупки от фисташек, доверху наполнявшие большую медную пепельницу, не оставляли у Галипа ни малейших сомнений, что за этим столом сидела Рюйя.
Там, где, должно быть, была спальня Джеляля, Галип увидел пакетики с «мнемоник-сом», другие антисклеротические лекарства, сосудорасширяющие препараты, аспирин и коробку спичек. То, что он увидел на стуле в комнате Рюйи, напомнило Галипу, что, уходя из дома, жена не взяла почти никаких вещей: немножко косметики, тапочки, брелок, который, она считала, принесет ей счастье, и щетку для волос с зеркалом на обратной стороне. Галип внимательно посмотрел на все эти вещи, лежащие на стуле фирмы «Тхонет» в пустой, с голыми стенами комнате, и они вдруг открыли ему какой-то скрытый смысл, ему показалось, что он постиг тайну мира. Вернувшись к дяде Мелиху, которого мучила одышка, он подумал: «Они пришли сюда рассказывать друг другу истории». Бумаги в папке на краю стола свидетельствовали о том, что Рюйя начала записывать истории, которые рассказывал Джеляль, и что Джеляль сидел в кресле слева, где сейчас сидел дядя Мелих, а слушавшая его Рюйя сидела на втором, свободном сейчас, кресле. Галип сунул в карман пиджака рассказы Джеляля, чтобы потом использовать их в статьях для газеты «Миллиет», и дал объяснения дяде Мелиху, которых тот терпеливо ждал.