Музей невинности - читать онлайн книгу. Автор: Орхан Памук cтр.№ 46

Сделав над собой усилие, я запретил себе бывать в «Доме милосердия». Устанавливать запреты мне было не привыкать и раньше, как самому же и обходить их (например, якобы для покупки цветов Сибель заглядывал в район, где располагался бутик «Шанзелизе»). Теперь же я решил принять ряд более строгих мер и стереть с карты, хранившейся у меня в голове, некоторые улицы и адреса, где я прежде проводил большую часть времени.

Представляю новую карту Нишанташи, придуманную мною в те дни; её я старался придерживаться всеми правдами и неправдами. Часть улиц закрашены красным — по ним мне ходить строго-настрого запрещено. Перекресток проспектов Валиконак и Тешвикие, недалеко от которого находился бутик «Шанзелизе», сам проспект Тешвикие, где стоял «Дом милосердие», угол между полицейским участком и лавкой Алааддина я окрасил красным. Кроме того, запретил себе ходить по проспекту Абди Ипекчи, который тогда назывался проспектом Эмляк; по улице, позже известной как «проспект Джеляля Салика», которую обитатели Нишанташи нарекли «улицей полицейского участка»; по улице Куйулу Бостан, где жила Фюсун, и по всем в округе — их я тоже пометил красным цветом. Другие улицы получились оранжевыми. Это означало, что здесь, забывшись, можно вдруг предаться воспоминаниям. Поэтому на «оранжевые» улицы я позволял себе заходить лишь иногда, в случае крайней необходимости, и только на несколько минут, причем если до этого не пил. Наш дом и мечеть Тешвикие находились как раз на улице оранжевого цвета. На улицах, помеченных желтым, также надо было сохранять бдительность. Там тоже пряталось полно ловушек, будивших опасные воспоминания, от которых мне делалось только больнее. Например, желтым были отмечены путь из «Сат-Сата» в «Дом милосердия» или дорога, по которой Фюсун ходила из «Шанзелизе» к себе. На желтые улицы мне дозволялось наведываться, но и здесь нужно было оставаться внимательным. Я отметил на карте множество и других мест, связанных с нашей стремительной связью, вплоть до пустыря, на котором когда-то давно зарезали барана, или угла, с которого я смотрел на Фюсун, когда она была на похоронах во дворе мечети. Я старался всегда мысленно держать эту карту под рукой: по красным улицам никогда не ходил и верил, что только так смогу со временем излечиться от болезни, что зовется любовью.

К сожалению, забыть Фюсун, запретив себе ходить по улицам и отдалившись от вещей, напоминавших мне её, я не смог. Потому что теперь мне повсюду она мерещилась — в уличной толпе или на приемах, среди гостей.

Первая «встреча», потрясшая меня больше всего, случилась однажды июльским вечером, когда мы с Сибель ехали на пароме к моим родителям, перебравшимся на лето в Суадие. Паром из Кабаташа причаливал в Ускюдаре, я уже завел машину, как и другие нетерпеливые водители, и вдруг увидел, что Фюсун выходит из боковой двери пассажирского салона. Сходни парома еще не опустили. Если бы я побежал за ней, то наверняка догнал бы. Сердце бешено колотилось. Выскочив из машины и уже собираясь окликнуть, вдруг с болью заметил, что со спины она вдруг стала гораздо полнее и грузнее, а лицо превратилось в лицо другой женщины. В последующие дни я постоянно прокручивал в памяти эти несколько секунд и даже убедил себя, что когда-нибудь действительно случайно встречу её.

Однажды после обеда я пошел в кинотеатр «Конак». После сеанса зрители поднимались к выходу по длинной и широкой лестнице, и тут показалась она — на восемьдесять ступеней впереди меня; я узнал её длинные осветленные волосы и стройную фигурку и побежал следом, хотел крикнуть ей, но крика не получилось, как в кошмарном сне. И только в последний момент понял, что это не она.

Однажды я заметил её отражение в витрине магазина в Бейоглу, куда ездил теперь чаще, потому что там мне почти ничего о ней не напоминало. В другой раз Фюсун показалась на улице. Её выдавала легкая, парящая походка. Я снова побежал вслед, но так и не догнал, потеряв из виду. И не смог решить, был ли это реальный человек или мираж, созданный моим больным воображением, а потому несколько дней бродил между мечетью Хусейн-Ага и кинотеатром «Сарай» в то же самое время дня, затем шел пить пиво и, занимая в пивной столик у окна, долго смотрел на улицу и на прохожих.

Призраки Фюсун появлялись иногда лишь на несколько секунд. Например, один запечатлела фотография, где виден её белый силуэт на площади Таксим.

Меня поразило, что много женщин делают такую же прическу, как она, и одеваются точно так же, и сколько смуглых красавиц осветляют волосы. Улицы Стамбула кишели призраками Фюсун, которые показывались на мгновение и тут же исчезали. Но стоило подойти к такому призраку поближе, как он превращался в другую женщину. Однажды мы поехали с Заимом в загородный клуб играть в теннис. Она с двумя другими девушками сидела спиной к корту за столиком и пила «Мельтем». Увидев её, я удивился, что она пришла в закрытый клуб. В следующий раз Фюсун вышла на Галатский мост вместе с пассажирами парома из Кады-кея и принялась голосовать проезжавшим мимо маршрутным такси. Вскоре я привык к этим видениям. Она показалась на балконе кинотеатра «Сарай» в перерыве между сеансами, на четыре ряда впереди меня. С двумя сестрами аппетитно облизывала эскимо «Ледяной мираж». Тогда я не сразу сообразил, что у Фюсун нет сестер, и до конца насладился болью самообмана.

Она появлялась перед Часовой башней у дворца Долмабахче; в образе домохозяйки с сумками на рынке в Бешикташе и, что поразило меня больше всего, в окне третьего этажа одного жилого дома в Помюшсую, причем смотрела прямо на меня. Тогда я помахал ей, и она ответила мне. Но, увидев, как призрак махнул рукой, я сразу понял — это не она, и в смущении удалился. Некоторое время спустя мне пришла на ум мысль, что отец срочно выдал её замуж, у неё новая жизнь, но она все равно хочет меня видеть.

В глубине сознания я все время, кроме нескольких первых секунд, даривших истинное утешение, понимал, что все эти призраки — не настоящая Фюсун, а фантомы моего истерзанного разума. Однако эти внезапные встречи пробуждали во мне столь сладостное чувство, что у меня появилась привычка ходить в людные места, где призрак мог внезапно объявиться. В голове даже нарисовалась своеобразная карта Стамбула, совсем как схема улиц, которые мне следовало избегать. Мне все время хотелось пойти туда, где Фюсун показывалась чаще всего. И город превратился для меня в музей напоминавших её знаков.

Так как я встречал призраки, когда задумчиво брел по улице, глядя вдаль, то я специально ходил теперь в таком состоянии. Видения Фюсун посещали меня в ночных клубах или на приемах, когда рядом была Сибель или когда я напивался, изо всех сил пытаясь удержать себя в руках, ведь рядом была моя невеста. Я думал, если выдам свою радость, все вскроется, и тут же понимал, что вновь ошибаюсь. Эти мгновения хранят открытки с видами пляжей в Кильиосе и Шиле — чаще всего я видел её там летними вечерами, среди неловких девушек и женщин в купальниках, когда от жары и изнеможения мой ум и внимание были изрядно расслаблены. Тогда в смущении турчанок, стеснявшихся открытых купальников на пляже, мне чудилось нечто, напоминавшее неловкость Фюсун во время нашей первой встречи, и это задевало меня за живое.

В минуты нестерпимой тоски я уходил от Сибель, игравшей с Заимом в волейбол, ложился в стороне от всех на песок и, подставив солнцу одеревеневшее, иссохшее без любви тело, краем глаза смотрел на пляж, на пирсы, представляя, что девушка, которая бежит в мою сторону, — она. Почему мы не ездили на пляж, хотя столько раз делали, что хотели? Почему не ценил я дар Аллаха? Когда я снова увижу её? Я лежал на горячем песке, и мне хотелось плакать, но плакать я не мог, так как знал, что виновен, и единственное, что мне остается, — это молча страдать.