– От всего. От Марата, от твоего напора… У меня,
понимаешь ли, были совсем другие планы – отдохнуть, побыть с дочкой, повидаться
с друзьями, порисовать, а вместо этого какие-то сплошные страсти…
– И это говорит оптимистка?
– Котя, милый, ты вот хочешь на мне жениться, но ты же
совсем меня не знаешь – я терпеть не могу спонтанности, я люблю, когда все идет
по плану…
– Начнем с того, что я тебя уже неплохо изучил, а что
касается планов, то как архитектор могу тебе сказать, что даже в строительстве
на определенном этапе один план может быть заменен другим, а уж в жизни…
Считай, что теперь ты просто живешь по новому плану, только и всего. Ну, какие
еще серьезные недостатки меня подстерегают?
– Я обожаю смотреть сериалы.
– Какой ужас!
– И терпеть не могу, если мне мешают. Для меня лучший
отдых – завалиться вечерком на диван с чем-нибудь вкусненьким и смотреть
«Санта-Барбару». И вообще, обожаю смотреть телевизор. И спать с тобой в одной
комнате не буду!
– Вот это уже серьезно! Почему?
– Потому что не могу спать вдвоем, не привыкла!
– Сейчас я дам ему в зубы!
– Кому?
– Марату!
– За что?
– За то, что ты не привыкла спать вдвоем!
– Какой ты у меня глупый, Котя!
Между тем Шац начал петь под гитару. Любка сидела мрачная.
Пение это и впрямь было малоусладительно. Песни скучные, немузыкальные, да и не
песни вовсе, а вполне серьезные плохие стихи на музыку Шаца.
– Кузя, пошли лучше потанцуем с молодежью! –
шепотом предложил Котя.
– Неудобно как-то, и Любку жалко!
– Тогда подожди!
Едва Боря кончил очередную песню и собрался уже запеть
следующую, как Котя обратился к нему:
– Слушай, друг, дай-ка гитару!
– Зачем? – опешил Боря.
– Мне тоже чего-то попеть захотелось.
Он взял гитару из рук обескураженного Шаца и стал перебирать
струны, потом немного подтянул колки и заиграл. Он играл по-настоящему, умело и
страстно. На эти звуки сразу сбежались все. Ай да Котя! Потом он сел напротив
меня и запел «Живет моя отрада». Душа моя наполнилась восторгом – пение всегда
очень действует на меня. Голоса у него не было, но пел он чудесно, музыкально,
с удивительным чувством стиля – именно так, как надо петь в компании. И не
сводил с меня глаз.
– Мадам, заказывайте музыку!
– Нет, пой что хочешь!
А про себя я загадала – если он споет «Не уходи, побудь со
мною», то я выйду за него во что бы то ни стало.
Он пел один романс за другим, но это было не то. Значит, не
судьба, подумала я, и тут же взгляд мой упал на Марата. Он сидел мрачный,
постаревший, погруженный в какие-то невеселые мысли, но, поймав мой взгляд,
вдруг улыбнулся, приосанился, сверкнул синевой глаз…
– «Как глаза сияют, ласково маня, не меня встречают,
ищут не меня…» – пел Котя.
Опять я рвалась на части – восхищение Котей и жалость к
Марату.
– Ну, теперь последний романс, мой любимый, и все! «Не
уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю…»
Боже мой, как он угадал? Меня опять захлестнуло восторгом.
Едва он допел и вернул гитару Шацу, как Дашка закричала:
– К столу, к столу!
Все с удовольствием вернулись к столу и снова принялись за
еду.
– Кирка, и почему я на тебе не женился? – проорал
Стас. – Надо же, упустить такую классную бабу! Вавочка, не ревнуй, это
так, ностальгические мотивы!
– Чего ж мне ревновать, я ведь вижу, Кире совсем не до
тебя, – не без яда заметила Вавочка.
– Кирюшка, выйдем на кухню, – шепнула мне вдруг
Люба.
– Пошли.
– Знаешь, кажется, Дашка с Маратом уже объяснились.
– Когда? Они, по-моему, все время были у меня на
глазах, а я ничего такого не заметила.
– Да был момент, они сидели рядом, он ей что-то очень
горячо объяснял, она была вся красная, а потом вдруг обняла его и поцеловала.
Он тоже ее поцеловал, потом они что-то сказали друг другу и разошлись в разные
стороны.
Так, папа с дочкой обрели друг друга. Интересно, надолго ли?
А как поведет себя Даша в отношении Коти? И что будет делать Марат? Оба обещали
мне молчать и все-таки не выдержали, улучили момент… Боже, как я устала! Мне
вдруг страстно захотелось домой, в свою одинокую квартиру, на диван к Жукентию
и Мейсону Кепвеллу.
– Кирка, что с тобой, ты чего так позеленела?
– Ох, Любашка, родненькая, я так чего-то устала. Ты же
знаешь, я совсем не привыкла жить в вихре вальса…
– Кирюшка, соберись, я все понимаю, ты на части
рвешься, да? Знаешь что, гони-ка ты в шею всех мужиков, давай мы с тобой вдвоем
куда-нибудь закатимся, хоть потреплемся по-человечески, а то вон уж сколько ты
здесь, а мы толком и не поговорили.
– Ох, хорошо бы…
– Мама, тетя Люба, вы чего тут шушукаетесь? Мам, я уже
убираю со стола, мы как, сразу все подадим – чай, кофе, сладкое и мороженое?
Или нет?
– Я думаю, сразу, чего лишнюю суету разводить. Поставим
все на стол, и пусть каждый берет что хочет. Я ставлю чайники, а ты там спроси,
кому чаю, кому кофе.
– Да Лизке скажи, пусть оторвет задницу от
стула! – напутствовала ее Люба.
– Она и так уже тарелки собирает! – доложила
Дашка.
И правда, в кухню вплыла Лиза с большой стопкой грязных
тарелок. А за нею Вавочка и Маня, Дашина подружка по ульпану.
Они принялись сразу же мыть посуду.
– Вавочка, зачем, мы бы и сами помыли.
– Понимаешь, Мурашка, мне всегда как-то совестно – люди
трудились, готовили, накрывали, а мы пришли, сожрали все, разгромили и до
свидания. Поэтому я всегда стараюсь хоть часть посуды помыть!
– Ты истинная христианка, Вавочка!
– Да, знаешь, Кира, я тут приняла православие.
Или я сошла с ума, или все кругом с ума посходили? Надо было
уехать из России в Германию, потом перебраться в Израиль, хотя большинство
делает как раз наоборот, чтобы принять православие?
Пока христианка Вавочка с Маней мыли посуду, мы с Любкой
заварили чай, кофе, приготовили чашки, блюдца и вазочки для мороженого.
– Кирка, доставай мороженое, а то будет слишком
твердым, – деловито распорядилась Любка.
Я достала из морозилки Маратову шляпную картонку, развязала
изящный бант, сняла крышку и…
На огромном, ослепительно красивом торте большими кремовыми
буквами было выведено: «Она соперниц не имела!»