— Это хорошо, что немые, — сказал Гопа. —
Обычно случайным свидетелям таинства мумификации фараона отрезают язык, чтобы
чего лишнего не выболтали, но вас, так и быть, не тронем… А точно немые?
Мы закивали еще усерднее.
— Ладно, — сказал Гопа, — позже мы вас
немножечко огнем попытаем и, если не заговорите, отпустим, а заговорите, сперва
все-таки языки отрежем.
Вдруг он прищурился и пригляделся.
— Слушайте, — сказал он, — а я вас нигде
раньше не мог видеть?
Мы изо всех сил замотали головами. Если он, даже не узнав,
собирается пытать нас огнем, что будет, если узнает.
— Ну ладно, ладно, — сказал Гопа. —
Развязывайте папирус.
В этот момент, отойдя от одного из столов, к нам приблизился
человек атлетического сложения в набедренной повязке. Вот его я узнал сразу.
Это был военачальник Доршан. Мы со Стасом склонились к тюкам, а Доршан
обратился к Гопе:
— Проклятый сын шакала, — спокойно, без нажима
начал он. — Опять твоя жадность привела нас к беде.
— От шакала слышу, — также спокойно отозвался
Гопа. — Да еще от пустынного. О какой беде ты говоришь?
Похоже, после неудачного переворота эти двое мятежников не
очень-то жаловали друг друга.
— Поскупился на дратву? «Я все точно посчитал,
сэкономим — заработаем!..» — передразнил Доршан. — А ты видел,
какие у фараона нынешнего когтищи?! Вот этими когтищами да нам по спинам —
вот что мы с тобой заработаем!
«Это про Шидлу, — сообразил я. — Видно, это он
поручил всех погибших мумифицировать. В соответствии с местными обычаями».
— Да что приключилось-то, страус ты тупоклювый? —
все так же бесстрастно поинтересовался Гопа.
— А то и приключилось, что мне на Неменхотепа ниток не
хватило! А он хоть и мерзкий был тип, но фараон… Еле-еле у него в правом ухе
веревочки связал, но если кто за кончик дернет, он сразу весь распустится!
Стас глянул на меня большими глазами, словно говоря: «Ты
слышал?!» Слышал, конечно… Ну, Перископов, знал бы я раньше, за что тебя
дергать… Вот почему он к этому уху никого не подпускает…
— Кто его в гробнице дернет, дубина ты
стоеросовая? — спросил жрец Доршана ледяным тоном. — Иди работай,
маршал недоделанный…
— Ах ты… — прошипел тот и дернулся так, словно
хотел Гопу придушить, но тут как раз увидел нас и удержался. — А это еще
кто такие? — спросил он. — Чего приперли?
— Догадайся, — сказал Гопа презрительно и, запев
заунывную молитву, вновь двинулся вдоль столов.
— А-а, папирус, — сообразил Доршан. — Ну-ка,
ну-ка, — отпихнув нас, он сам ловко развязал узел, и тюк рассыпался.
— Эй ты, фараон самозваный! — заорал он
Гопе. — Иди-ка сюда!
— Чего тебе? — вернулся жрец.
— Ты что творишь, гнида?! — вскричал бывший
военачальник. — Да тут папируса на шестерых еле-еле хватит! А во что мне
седьмого заворачивать?
— Ладно, ладно, заткнись! — отмахнулся
Гопа. — Сейчас я тебе еще притащу. Да не такого, а самого качественного.
Знаю я тут одно местечко… Так что заворачивай пока всех, кроме фараона…
Сказав это, он метнулся к выходу, а мы под руководством
Доршана стали растаскивать папирус по шести столам, и его помощники, как
бинтами, принялись обертывать им мумий. Буквально минут через десять появился Гопа
с огромным свитком в руках.
— Вот, — бросил он его на стол рядом с почти
готовой мумией Неменхотепа, — примерь.
— Хорош! — признал Доршан, развернув свиток, и я
краем глаза заметил там какой-то сложный чертеж с множеством пояснительных
надписей.
Бывший военачальник аккуратно завернул Неменхотепа в этот
свиток, оторвал лишний краешек папируса и сунул этот кусок Стасу:
— На. Выкинешь на выходе.
— Ага, — кивнул Стас.
Гопа уставился на него, как удав на обезьяну.
— Вот тебе и немой, — прошипел он.
— Бежим! — крикнул я и кинулся было к выходу, но
Доршан уже крепко ухватил меня за шкирку, а Гопа вцепился Стасу в волосы.
— Отпусти! Отпусти, сволочь египетская! — орал
тот, но вырваться не мог, тем более что к жрецу подоспели двое помощников и
скрутили ему руки.
Доршан подтащил меня к факелу на стене, всмотрелся в лицо и
вдруг взвыл:
— Гопа! Гопа! Да это же те самые слуги Сета, которые
фараона сварили! Но они изменились! Они за неделю лет на пять постарели!
Жрец пригляделся и прошептал:
— Точно!
— Не постарели, а возмужали! — пискнул Стас.
— И не Сета слуги, а наоборот — Осириса! —
закричал я, решив, как когда-то, воспользоваться дикостью и суеверностью
аборигенов. — Разве вы забыли, что ваш нынешний правитель — наш друг
и хозяин?! Забыли, что это он спас нас и невесту Неменхотепа, остановив
время?! — Доршан и Гопа переглянулись. Они явно отчетливо помнили все эти
недавние для них события. — Если вы нам сделаете что-нибудь плохое, —
продолжал я, — он вас точно по головке не погладит! Ну-ка, отпустите
быстро!
— Гопа, давай отпустим, а? — проскулил
перепуганный военачальник.
— Конечно, отпустите, — поддержал меня
Стас. — А не отпустите, умрете в когтях сфинкса!
— Подожди-ка, подожди, — осадил меня Гопа. —
В прошлый раз все наши беды случились как раз оттого, что мы им поверили. А
сейчас если бы они и впрямь могли сделать нам что-то плохое, они бы уже сделали
это, так? Но нет, перед нами просто два перепуганных отрока, которые в отчаянии
пытаются нас стращать знакомой кошкой…
— Но еще неделю назад они были совсем детьми! —
напомнил Доршан.
— Так, может, еще через неделю они умрут от
старости? — усмехнулся жрец. — Давай-ка запрем их в темницу, но не
станем причинять им вреда, а будем кормить яствами и наблюдать. Если они быстро
состарятся и умрут, тогда и проблема исчезнет. А если нет, то сидеть им там до
скончания веков.
— А если о них узнает сфинкс и рассердится?
— Тогда мы предъявим их ему живыми и невредимыми. А
если не спросит, предъявлять не будем.
— Предупреждаю! — сказал я. — Он вас за это
по головке не погладит.
— Живьем сожрет! — подтвердил Стас.
— Сомневаюсь, — прищурился Гопа. — Мы ведь
ради него стараемся. А то кто вас знает. Прошлому фараону вас
представили — и пожалуйста, — показал он на мумию. — Вот мы
нынешнего и бережем.
Ну, хитер! Ну, бестия!..
Глава третья,
в которой мы узнаем еще кое-что новое о старом
злодее и вновь видим заветное слово, выцарапанное много лет назад
Темница и впрямь была не самая ужасная. У нас со Стасом в
этом деле с детства большой опыт. Это даже не темница была, а наоборот —
довольно светлая комната с множеством маленьких, чтобы узники не сбежали,
окошек под потолком, в которые било яркое солнце. Я так понимаю, что находилось
это помещение на чердаке дворца.