— Это мы должны обсудить.
Он вздохнул.
— Мэри, когда вы предстанете перед Богом, то потребуете обсудить это. Я знал, что у вас найдется что сказать. Всегда находится! Рано или поздно, моя нестерпимая возлюбленная, поцелуи неизбежны. А также более смелые и более интимные ласки. Полагаю, вы столь же неосведомлены, как и другие незамужние леди.
— Нет, не думаю, — ответила она, взвесив вопрос. — В библиотеке мэнора Шелби были всевозможные книги, и я прочла их все. Так что я знаю очень много о телах и соитиях. Благопристойное название — супружеский долг, не так ли?
— И как вы относитесь к этой стороне брака?
— Не думаю, что вас удовлетворит дружба? — спросила она с надеждой.
Он засмеялся.
— Нет, я настаиваю, чтобы вы выполняли свой супружеский долг. — Он наклонился и взял ее руку. — А, надеюсь я, что настанет ночь, когда это из долга станет наслаждением. Можно я вас поцелую? Помолвленным это разрешается.
— Да, гораздо лучше начать, не откладывая, раз мы намерены продолжать, — согласилась она, ни на йоту не утратив невозмутимости. — Можете меня поцеловать.
— Вначале, — сказал он, притягивая ее к себе, — необходимо находиться в… э… интимном соседстве. Вы не против?
— Будет лучше, если вы снимете фрак. Я обнимаю только одежду.
Он снял его — не без труда, так как сшитый Вестоном фрак облегал фигуру, будто лайковая перчатка.
— Что-нибудь еще?
— Галстух. Он царапается. Почему он так накрахмален?
— Чтобы не сминаться. Так лучше?
— Гораздо. — Она расстегнула его воротничок и просунула ладонь под рубашку. — Как приятна ваша кожа! Будто шелк.
Глаза у него закрылись, но от отчаяния.
— Мэри, перестаньте поступать, как соблазнительница! Я сорокаоднолетний мужчина, но если вы будете меня провоцировать, я не смогу себя контролировать.
— Мне так нравятся ваши волосы, — сказала она, погладив их свободной рукой. Она понюхала. — И пахнут замечательно… не помадой, а только дорогим мылом. Вы никогда не облысеете. — Ее вторая рука прокралась на его грудь. — Ангус, вы такой мускулистый!
— Заткнись! — пробурчал он и поцеловал ее.
Он хотел, чтобы это первое прикосновение к ее губам было бы нежным и любящим, но огонь в нем был уже запален, а потому поцелуй получился крепким и страстным, ищущим. К его изумлению она среагировала пылко, обе руки теребили его рубашку, а его руки, презирая безделье, умело расправились со шнуровкой у нее на спине. Ее прелестные маленькие грудки каким-то образом оказались в его власти, и он принялся целовать их в блаженном экстазе.
Внезапно он оттолкнул ее.
— Мы не можем! Вдруг кто-нибудь войдет! — охнул он.
— Я запру дверь, — сказала она, поднялась с кушетки, вышагнула из платья и нижних юбок, отбрыкнула их в сторону и шагнула в своем шелковом нижнем белье к двери. Щелк! — Ну, вот. Она заперта.
Ее волосы рассыпались, последняя нижняя юбка отлетела в угол, нижняя сорочка и панталончики лежали позади нее на полу, точно измученные белые бабочки.
Он тоже использовал это время с успехом и схватил ее в объятия таким же нагим, как и она, хотя снять с нее чулки она позволила ему. О, что за рай! Больше никакой сдержанности, только аханье и мурлыканье, и стоны восторга.
— Теперь тебе придется жениться на мне, — сказала она долгое время спустя, когда он встал, чтобы подбросить поленьев в камин.
— Отправляйся в Шотландию со мной, — сказал он, стоя на коленях перед огнем и так повернув голову, чтобы улыбаться ей. — Мы сможем обвенчаться перед наковальней в Гретна-Грин.
— О, это идеальный способ вступать в брак! — воскликнула она. — Я так страшилась семейной свадьбы, всех любопытствующих, явившихся поглазеть на нас. Это наилучший способ. Но ведь Гретна-Грин далеко на востоке? Я думала, что дорога в Глазго куда западнее.
— У меня карета, милая, любознательная любовь моя. А от нас Глазго отделен заливом под названием Солуэй-Фёрт. Дорога в Глазго, как и в Эдинбург, проходит через Гретна-Грин.
— А! Так уместно, чтобы одна из сестер Беннет вступила в брак убегом в Гретна-Грин.
— Просто не могу тебе поверить, — сказал он, утопая в любви.
— Должно быть, во мне есть куда больше сходства с Лидией, чем я подозревала, самый дражайший из дражайших Ангусов. Ничего более чудесного я не испытывала. Давай испытаем это еще раз! Пожалуйста!
— Ну, еще один раз, ненасытная ты деваха! — Он опрокинул ее на пол и положил ее голову себе на плечо. — А затем мы должны будем придать себе респектабельный вид и пойти спать. В свои комнаты, учти! Парментер и так уже на грани апоплексии. Сон, увы, будет кратким. На заре мы отправимся в Гретна-Грин. Если, по воле случая, ты понесла от меня, нам надо поторопиться. Не то все старые сплетницы примутся отсчитывать на пальцах.
Фиц вошел в спальню Элизабет с озабоченным видом.
— Любимая, боюсь, мы получили дурное известие из Пемберли, — сказал он, садясь на край ее кровати и протягивая письмо. — Его доставил курьер для тебя.
— Ах, Фиц! Что-то с Мэри! — Дрожащими пальцами Элизабет сломала печать и развернула единственный лист, а затем прочла несколько строк.
Она испустила нечто среднее между воем и визгом.
— В чем дело? — вопросил Фиц. — Объясни мне!
— Мэри и Ангус на пути в Гретна-Грин! — Она сунула письмо ему в руку. — Прочти сам!
— Это бьет все! — выдохнул он. — Вдвоем и никого с ними. Ловко же они провели нас!
— Как они смогут ладить? — спросила Элизабет, не зная, что и думать.
— Прекрасно, рискну я предположить. Она эксцентрична, а его влечет все необычное. Он предоставит ей полную свободу, пока она слишком уж не взбрыкнет, а тогда обуздает ее твердо, но ласково. Я очень рад за них, нет, правда.
— И я тоже… мне кажется. Она говорит, что написала Чарли о своей новости. Ах, почему мы в Лондоне? Я хочу домой!
— Мы не сможем вернуться, пока сезон не кончится, сама знаешь. Я искренне надеюсь, что Джорджи и дальше будет вести себя безупречно, но если нас тут не будет…
— Да, конечно, ты прав. Ты думаешь, Джорджи даст согласие герцогу или лорду Уилдерни?
— Нет, она слишком Дарси, чтобы интересоваться пэрами. Думаю, она может выбрать мистера Джона Паркера из Виргинии.
— Фиц! Американца?
— Почему бы и нет? Он принят в обществе, ведь он сын леди де Мейн. Кроме того, он безмерно богат и, значит, приданое Джорджи его не интересует. Впрочем, для предположений еще рано. Сезон только-только начался.
— Наш первый птенчик, вероятно, упорхнет из гнезда, — сказала Элизабет грустно.
— У нас есть еще четыре.