— Думаю, он втирал вам очки.
— Он сказал, что каждый слиток весит десять фунтов.
— Значит, поскольку это золото, они невелики. Золото, Мэри, весит очень много, и десятифунтовый его слиток размерами далеко уступает обычному кирпичу, уверяю вас.
— Пожалуйста, Ангус, пожалуйста! Обещайте мне, что поищете!
Как он мог отказать?
— Хорошо. Обещаю. Но не питайте надежд, Мэри. Чарли, Фиц и я отправляемся проверить, не произошло ли нового оседания, а также обследовать холм. Если мы найдем какое-то золото, то предъявим права на него от лица Детей Иисуса. Они, подозреваю, будут иметь право на немалый процент от любой находки. Если так, то можно будет доказать, что подлинный собственник — не правительство.
Ее лицо приняло воинственное выражение.
— О нет! Нельзя, чтобы золото получили дети. Они потратят его на всякие ненужности, как любые бедняки, на которых свалится нежданное богатство. Счастье, построенное на песке. — Ее грудь вздымалась в экстазном вздохе. — Только подумайте, Ангус! Вдруг мое заключение имело божественную цель: извлечь из земли дурнонажитое золото и обратить его на обеспечение бедняков истинными благами — здоровьем и образованием.
— Она категорически решила, — сказал Ангус Фицу, после того, как Нед Скиннер был погребен.
— Если этот клад существует, Ангус, отец Доминус не накопил его, продавая снадобье от импотенции, каким бы успехом оно ни пользовалось. Золото может быть обретено нечистым путем, но откуда и от кого? Правительство действительно отправляет морем грузы золотых монет в различные порты страны. Но на моей памяти или памяти других членов парламента ни один корабль ограблен не был. Вот почему я сомневаюсь в этой истории. Однако мне известен человек, который мог бы накопить столько, и добытое исключительно преступлениями. Человек давно умерший и, насколько я знаю, никак с отцом Доминусом не связанный. Однако правда, что после смерти этого человека его преступно нажитые сокровища нигде отыскать не удалось, кроме драгоценных камней, выковырянных из оправ.
Выражение на лице Фица возбраняло вопросы… как ни жаль. Кто из людей, известных Фицу, обладал подобным складом ума и характера? Многослоен, как французский бисквит, наш Фиц. Изменившийся радикально, но к лучшему.
Когда он сказал Ангусу, что откажется от премьерства, Ангус был потрясен.
— Фиц, вы жаждали этого всем сердцем и душой! — вскричал он.
— Да, но до всего произошедшего. Некоторые секреты я унесу с собой в могилу. Хотя этим летом я глубоко полюбил вас и начал уважать даже больше, чем прежде, и, надеюсь, мы станем свояками. Мы, Дарси, пользовались кристальной репутацией и будем дальше хранить ее кристальной. Стань я премьер-министром, то мог бы поддаться искушению употреблять мою власть не всегда безупречно. Ну, и я не намерен пойти по такой дороге. Я не буду претендовать на этот пост, о чем известил людей, поддерживающих мою кандидатуру. Сожалею, если ввел вас в заблуждение, дорогой Ангус, но более всех я вводил в заблуждение самого себя.
— Да, я понимаю, Фиц.
С тех пор прошло несколько дней. Теперь это было золото, спасибо Мэри, а она, в своей стихии, ездила взад и вперед в Макклесфилд в поисках учительниц и нянек.
Теперь, когда они узнали о существовании водопада, Фиц припомнил, что видел его, охотясь на оленей, и стало проще понять, каким образом отцу Доминусу удавалось прятать Детей Иисуса от посторонних глаз. Едва ли один англичанин на тысячу умел плавать, а потому заводи и водопады воспринимались как феномены, которыми восхищаются издалека — даже поэты, писатели, художники и прочие им подобные чудаки. Чарли был слишком легок, чтобы ездить на Юпитере, а потому его отец взял коня себе, и тот принял его с радостью. Вероятно, подумал Чарли, у папы тот же запах, что был у Неда, или та же посадка, несмотря на разницу в весе… Кто знает тайны животных?
В хаосе камней и валунов виднелись свидетельства прежнего обитания — бутылки, жестянки, ярлыки, плавающие на тихой поверхности заводи. Они рискнули войти внутрь, но Фиц не хотел снова увидеть место, где Нед лежал столько часов, и они его избегали.
Самое гнетущее открытие поджидало их в пещере, ответвляющейся от лаборатории. Колоссальные груды обрушившихся камней были уже настолько привычными, что все трое уверенно лавировали в этом хаосе; неделю и долее спустя после взрывов новые обрушения представлялись маловероятными, тем более что погода держалась по-прежнему сухая — даже в Манчестере не шли дожди.
Запах разложения пропитал воздух внутри лаборатории, запах, подтолкнувший Ангуса более внимательно обследовать стену сбоку от ниши с топкой. За валуном он обнаружил туннель, который уцелел. Пропуская мимо ушей предостерегающие крики Фица и Чарли, он вошел в него. Через десять футов туннель вывел его в еще одну большую каверну, от которой теперь мало что осталось. Здесь смрад был почти нестерпимый, распространяемый трупами ослов.
Любопытство взяло верх над опасливостью Фица и Чарли, но никому из троих не хотелось задерживаться тут.
— Бедные твари сдохли от ушибов или были частично завалены, — сказал Ангус. — Многие, вероятно, погребены целиком.
— Во всяком случае, это объясняет нам, как отец Доминус доставлял сюда свои припасы, — сказал Фиц, направляясь назад в лабораторию. — Ослиный караван! Учитывая, что многих приходилось нагружать всяким ослиным кормом, сколько же их было у отца Доминуса?
— Минимум пятьдесят, — предположил Ангус. — По одному на каждого обитателя пещер, и еще несколько вдобавок. Интересно бы узнать, где он делал покупки. Наведу справки хотя бы только, чтобы удовлетворить мое любопытство. Ставлю на Манчестер.
— Их вели дети? — спросил Чарли.
— Быть может, иногда, если он использовал нескольких для доставки медикаментов, но, судя по тому, что говорила Мэри, думается, обычно брат Джером управлялся в одиночку, привязывая их друг к другу.
— Мэри не слишком много рассказывает о пережитом ею здесь, — сказал Фиц, нахмурившись.
— Да, бесспорно. — Ангус погасил свой факел и вышел на свежий воздух. — Признаюсь, я не понимаю хода ее мыслей. Большинству женщин не терпится описать свои приключения до мельчайших подробностей, но она как будто не доверяет, что мы разделим ее точку зрения. Подозреваю, причина в детстве и юности, проведенных в гнетущей обстановке.
— Ангус, поздравляю вас! — воскликнул Чарли, просияв. — Чтобы истолковать это верно, вы должны действительно ее любить! В лонгборнские дни папа Мэри был единственным мужским влиянием в ее жизни, а он ее не терпел. По-моему, это привило ей недоверие к мужчинам вообще. Она же, понимаете, так умна, что ей претит общепризнанное превосходство мужского пола.
Все эти философствования были слишком чужды Фицу, чтобы их терпеть. Фыркнув, он сказал:
— Если старик припрятал тут какое-то золото, оно погребено на вечные времена. Давайте поднимемся на холм и поглядим, что еще обвалилось.