— Я знаю, вы озабочены из-за миссис Уикхем, — сказал он Элизабет перед обедом, — но меня больше тревожит Мэри. Мне еще не встречался никто настолько педантичный, настолько преданный соблюдению расписаний и пунктов плана, нежели Мэри, однако она исчезла, хотя и сообщила мне, где и в какое время она намерена быть.
— Думаю, вы слишком сосредоточились на этом, Ангус. — сказала Элизабет, действительно поглощенная жуткими мыслями о Лидии. — Дайте Мэри еще два-три дня, и она появится из своего потайного убежища, понятия не имея, что вызвала подобную тревогу. Она, знаете ли, всегда была такой. Ее педантичность обычно обращена на всякие пустяки, а ее озабоченность на расписаниях хода событий практичностью не отличалась. Жизнь всегда готовила ей сюрпризы, как бы она ни тщилась упорядочить ее и оградиться от внезапностей.
— Вы совсем ее не знаете! — сказал он изумленно.
Она покраснела, рассерженная его реакцией.
— Она моя сестра, сэр. Я ее знаю, и лучше, чем вы.
Он поднял брови, предоставив им без слов ответить, что не согласен с ней, но Парментер, провозгласивший, что кушать подано, спас их от серьезной ссоры.
В понедельник Ангус, Чарли и Оуэн отправились в Ноттингем в начале восьмого, полные решимости установить, видели ли там Мэри. Логичная остановка на пути из Хартфорда в Манчестер, учитывая маршруты почтовых карет. Если Хаклстеп, старший конюх, удивился, когда они предпочли крепких выносливых коней резвым скакунам, на которых обычно ездил Чарли, удивление свое он подобающе скрыл. Смущенный тем, что в прошлый раз лошадь мистера Синклера потеряла подкову, он принял все меры, чтобы это не повторилось.
От Пемберли до Ноттингема было примерно пятьдесят миль; не гоня коней, они надеялись добраться туда через четыре-пять часов, не переутомив их, хотя сказал Чарли:
— Я предупредил маму, что мы можем и не вернуться вечером. Мы идем по горячему следу дурнопрославленного Ноттингемского Шерифа дней Робин Гуда и можем потратить день на расспросы старожилов.
— Чему они учат в Оксфорде? — требовательно спросил Ангус у Оуэна.
— Мифам, легендам и прочим пустопорожностям. А в Эдинбурге разве не так?
— Очень чинно, очень приземленно. А в Ноттингеме есть приличная гостиница?
— «Черный кот», — ответил Чарли, досконально знавший края к северу от Бирмингема.
Лошади не подвели их: в Ноттингем они добрались к полудню, позавтракали в «Черном коте» и пошли пешком на почтовую станцию.
Наконец-то новости!
— Да, джентльмены, я помню эту леди, — сказал мистер Хупер, ноттингемский управляющий почтовой компании. — Она прибыла из Грэнтема в прошлый четверг, крайне прискорбная поездка, как я понял. Внутри с ней ехали пятеро мужланов, и могу только вообразить, каково ей пришлось! Когда грэнтемская карета прибыла, я был занят, но я здесь слежу за порядком, а от таких пассажиров добра не жди — те, что на империале, были пьяны и давали волю рукам. Собственно говоря, я рассчитал Джима Пикетта, кучера, зато, что он допустил такие безобразия. Бросить сумки леди в навозную кучу! Трудно найти непьющего кучера, а Джим выпивал. Ну, у меня он больше не служит.
Трое слушали с возрастающим ужасом, но, когда Чарли был готов прервать эти излияния, Ангус наступил ему на ногу.
— Ну, леди не пожелала разговаривать с этими мужланами, — продолжал мистер Хупер, не переводя дыхания, — а потому они с ней поквитались по-своему. Сделали ей подножку, когда она выходила — прямо в жижу она упала, бедная леди! Чуть духа не лишилась. Пальто и платье совсем намокли — конской мочой. Мне сказали, какой-то мужчина помог ей встать, почистил ее. Ну, да жижу так просто не очистить. Ее ретикюль отлетел в сторону, но она получила его назад, а этот мужчина к тому же положил в него ее золотые гинеи. Я только увидел ее, когда она выходила со двора в самом непотребном виде.
Лицо Чарли искажало страдание, он сглотнул, ухватившись за рукав Оуэна.
— Подлецы! — вскричал он почти в слезах. — Я… я поверить не могу! Пятеро мужчин издеваются над беспомощной женщиной в общественной карете! Погодите, когда об этом услышит мой отец! Поплатятся самые высшие до самых низших.
Выражение крайне дурного предчувствия на лице мистера Хупера не сулило ничего обнадеживающего для дальнейших расследований. Ангус вновь наступил Чарли на ногу.
— И больше вы ее не видели, сэр?
— Нет. Она вернулась в семь на следующее утро. Я опять был занят. Я всегда занят. Лондон не обеспечивает меня необходимой помощью, но требует, чтобы все работало как часы. Да только куда там! — Он секунду покипел, затем вернулся к своему рассказу: — Две кареты. Одна на Дерби, другая на Шеффилд. Леди села в шеффилдскую и укатила. Выглядела подбодрившейся, это так. Без пальто, в новом платье, но большого толку от него не было. Лен сказал мне, что от нее так и разило конской мочой. Все же, сэр, в ретикюле у нее было золото. Думается, с ней все будет в порядке.
У Чарли вырвался стон.
— Шеффилд! Ах, Мэри, почему Шеффилд?
— Что-то должно было завлечь ее туда, — пытаясь увидеть светлую сторону, сказал Оуэн. — Какая-нибудь фабрика, про которую она услышала?
— Значит, завтра в Шеффилд, — сказал Ангус со вздохом. Он опустил гинею в руку управляющего. — Благодарю вас, сэр, вы нам очень помогли.
С округлившимися от взгляда на монету глазами мистер Хупер зажал ее в кулаке; к тому времени, когда он перевел дух, джентльмены, такие щеголи, зашагали прочь.
— Э-эк! — крикнул он, гинея волшебным образом подействовала на его память. — Вы не хотите узнать остальное, почтенные господа?
Они остановились.
— Остальное? — это сказал Ангус.
— Да, остальное. Мне мой кучер рассказал вчера. Леди сошла в Мэнсфилде. Оказывается, она думала, что села в карету на Дерби, а не в шеффилдскую. Мой кучер взял с нее плату от Ноттингема до Мэнсфилда, шесть пенсов, и отправился дальше в Шеффилд без нее. Напоследок он увидел, как она шла к «Брату Таку», чтоб узнать, не подвезет ли ее кто до Честерфилда.
Разбогатев еще на одну гинею, мистер Хупер нашел, что еще сказать им только, когда они уже давно ушли. Так возгорелся он от предвкушения еще одной гинеи, что тотчас зарысил: к «Черному коту», чтобы поделиться своим последним воспоминанием. Слишком поздно! Три джентльмена уже отбыли.
Ну, да это никакая не важность, сказал он себе. Просто странновато, что про одну и ту же леди дважды наводились справки в течение трех дней. В прошлую субботу широкоплечий такой, угрюмый черный верзила. Совсем солнце заслонил. И на гинеи не расщедрился — мерой его щедрости был шиллинг — шиллинг, а он ведь тутошний управляющий!
В результате у мистера Хупера возникли собственные вопросы: кто такая эта леди, почему в ретикюле у нее было золото, кто такие джентльмены, ее разыскивающие, почему они наводили справки по раздельности и кто такой папаша смазливого молодого человека?