Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 97

В хлопотах я и не заметил, как наступило лето. Меня волновала только своевременная подготовка к отъезду. За окнами распускались и увядали цветы. Но мне было не до красот природы.

Как-то раз Калпепер сообщил, что в приемном зале сидит посетитель, желающий говорить со мной.

— Одет он бедновато, — бросил он, — и притащил с собой пеньковый мешок.

«Нищий проситель», — мысленно проворчал я. Но мешок… не скрывается ли там предательский нож? Убийцы сновали повсюду, они могли появиться в любой момент.

— Пригласи его сюда. Но сам держись поблизости.

Вскоре Калпепер вернулся и привел старого садовника. Он и правда явился в грубом рабочем наряде. Должно быть, пришел прямо из оранжереи.

— Я вырастил ее, ваша милость! — Его голос дрожал от восхищения. — Я не ожидал, что она расцветет так скоро!

Из мешка он извлек горшок с розой чистого красного цвета, на гладком, лишенном шипов стебле.

— Цветок, правда, еще маловат. Но выглядит здоровым и крепким.

— Потрясающе! — пробормотал я.

Бутон едва приоткрыл нежные лепестки над безупречно гладким стеблем. Он напомнил мне мою юную Екатерину. Я подарю ей цветок сегодня после вечерни.

Старик получил щедрую награду за свои труды.

Больше всего я любил это время — когда, закончив все дневные дела, мы с Екатериной вместе музицировали. В тот вечер она играла на верджинеле, а я аккомпанировал ей на лютне. Сидя рядом с женой, я любовался изящным изгибом ее шеи и высокой замысловатой прической. Моя душа пребывала в покое. И лишь когда Екатерина вопросительно взглянула на меня, я нарушил очарование и сказал:

— У меня есть для вас маленький чудный сюрприз.

Ее глаза засверкали. Она обожала получать подарки. Должно быть, я надарил ей уже целый сундук драгоценностей. И разумеется, к ней перешли все мои подношения Джейн Сеймур. А также владения Кромвеля.

— Смотрите.

Я вручил ей розу, необыкновенную, выращенную по моему заказу.

— Так где же он?

Она взяла горшок и, даже не взглянув на цветок, лучезарно улыбнулась.

— Подарок у вас в руках.

Только тогда она присмотрелась к розе и восторженно похвалила ее. А когда я объяснил ее символическое значение, Екатерина расплакалась.

Отъезд мы назначили на первое июля. Но Господь распорядился по-другому, и хляби небесные разверзлись над Англией. В общей сложности три недели нам пришлось дожидаться, пока кончатся обильные дожди и как следует просохнут дороги. Шотландцы посвятили это время обсуждению ответа на мое приглашение, а англичане — отделке Большого зала в йоркском аббатстве Святой Марии.

Мне не хочется пересказывать скучные подробности того долгого путешествия. Моя свита насчитывала целую тысячу слуг, офицеров и прочих придворных, и поэтому одно только размещение на ночлег требовало неимоверных усилий и хлопот. Даже богатейшие дворяне не могли поселить под своей крышей такую огромную толпу, хорошо, что для восполнения нехватки жилых помещений мы захватили с собой пару сотен шатров. Да, протокольные церемонии, обустройство жилья и обязательные пиршества и увеселения (во время которых все давили мух со скуки) оставили унылое впечатление. Чего нельзя сказать о природе и об обитателях этих краев!

Ах, почему я раньше не видел этих мест? Тамошние пейзажи пленили меня, но еще более порадовали встречи с простыми людьми. В каждой деревне свято чтили древние традиции. Любопытно, что по мере продвижения на север нам встречалось все больше высоких и белокожих людей. В Норфолке практически у всех жителей были синие, как ясное октябрьское небо, глаза.

— Датская кровь, — заметил доктор Баттс, увлеченно изучавший историю. — Тут они обосновались издавна, и древние викинги частенько совершали сюда набеги. От датчан уроженцам Норфолка достались голубые глаза, а от скандинавских мореходов — рыжая шевелюра. — Он показал мне паренька с огненными кудрями, забравшегося на стойку объявлений на рыночном перекрестке, чтобы лучше видеть наше продвижение. — Вот прелестный ребенок, в облике которого отразилось суровое прошлое Англии.

Даже говорили северяне несколько иначе. Порой я не мог понять отдельных слов в коротких приветственных речах.

Постепенно поселения стали попадаться реже, и мы по нескольку дней путешествовали по первозданным лесам. Смеркалось поздно, все дольше тянулся белый день.

— Чем дальше на север, тем длиннее дни, — сказал Уайетт, восхищенный странностями географии. — На крайнем севере Шотландии, то бишь на Оркнейских и Шетландских островах, в июне вообще не бывает ночи. В лучшем случае можно дождаться розоватых сумерек.

Природа становилась все более суровой. Дичь в тех краях водилась в таком изобилии, что после первой вылазки нам больше не пришлось утомлять себя охотой. Добычи хватило с избытком. Кроме того, казалось неразумным углубляться в дремучие и обширные дебри северных лесов. Перед нами раскинулись владения легендарного Робин Гуда, и вполне можно было понять шерифа Ноттингема, не желавшего преследовать разбойника и его веселых братьев по темным тропам Шервуда. Я тоже предпочел не мешать славному защитнику бедноты.

За Линкольнширом, который я как-то назвал одним из самых диких графств Англии, начинались земли изменников. Нам потребовалось сорок дней, чтобы добраться туда из Лондона, вот в какую даль забрались мы в нашем медленном и церемонном путешествии. Неудивительно, что линкольнширцы, недосягаемые для власти короля, считали свое графство самостоятельным феодальным государством.

Жители Линкольна бурно приветствовали нас у городских ворот, и лорд-мэр в знак покорности торжественно вручил мне церемониальные атрибуты власти — меч и жезл. Ну вот… Я увидел наконец рассадник мятежа, хотя по случаю нашего прибытия бунтовщики принарядились и сияли церемонным благодушием. А я не мог избавиться от ощущения, что здесь, в северных графствах, города, в сущности, являлись островками цивилизации, плавающими в океане варварства и враждебности. Мы попали в страну волков. Я слышал их вой даже на главной площади Линкольна.

Моя Роза без шипов, цветущая, яркая, кроткая, вызывала растерянные и завистливые взгляды. В ней, казалось, пробудилась первозданная женственность. В этом диком краю Екатерина превратилась в обольстительную язычницу, ее щеки разрумянились, волосы потемнели, глаза блистали. От нее веяло соблазном.

На пути к Йорку нас поджидали лишь грязные разбитые дороги. На всем протяжении между Линкольном и Йорком раскинулись владения бывших монастырей — Торксей, Уиллогтон, Селби. Некоторые из них лишились не только свинцовых крыш, были разрушены даже каменные стены, и эти руины, заросшие кустами и травами, казались беззащитными невестами, утратившими девственность по чьей-то злой воле. Их жалкий вид вызывал у северян горячий праведный гнев. И проявился он с поразительной силой, когда раздался призыв сражаться за красоту и порядок старой религии.