Екатерина возлежала на огромной кровати, которую окружали слуги. Они умывали и причесывали страдалицу. Вокруг еще суетились врачи, гремя инструментами, убирая тазы и пропитанные кровью полотнища. Повсюду царило оживление, словно при подготовке банкета.
— Генрих, — еле слышно промолвила Екатерина и подозвала меня жестом.
Приблизившись, я взял ее за руку. Она была такой вялой, влажной и горячей, что мне показалось, будто я держу выжатую банную мочалку.
— Что случилось?
Я должен был узнать правду. Что бы ни произошло. Екатерина жива — уж в этом-то я, по крайней мере, убедился.
— Мертв.
Одного слова хватило. Этим было сказано все.
— Сын?
— Дочь, — выдавила она, судорожно дернув головой.
Что ж, ничего особо трагичного, никакого ошеломительного предзнаменования.
— Я опечален.
Из моей груди вырвался вздох облегчения. Воля небес пока еще не казалась мне непререкаемой. А я страшился ужасного знамения…
— Можно мне увидеть ее?
Екатерина пыталась остановить меня, но я, не заметив вялого движения ее руки, обернулся и увидел у подножия кровати маленький сверток. Там лежал мертвый младенец, его лицо было прикрыто…
Осторожно я откинул покрывало, чтобы хоть раз увидеть это личико, запечатлеть его в памяти, прежде чем навеки предать несчастное дитя земле.
Но моим глазам явилась чудовищная маска, в которой не было ничего человеческого. Одного глаза не хватало, вместо носа зиял здоровенный провал, а под ним выпячивались толстые, похожие на грибы губы. Рот был полон зубов.
— Господи Иисусе!
Я отшатнулся. Слабые пальцы Екатерины ухватились за мою руку. Так вот почему она так страшно закричала, когда ей показали новорожденного.
— Кого же вы произвели на свет?
Мне стыдно за вырвавшиеся у меня тогда слова, ведь не думал же я, что она виновата в сотворении такого монстра.
Королева закрыла глаза.
— Я не хотела… не знала, кого мне довелось носить.
— Я понимаю. Простите меня.
Мне вспомнилось, с какой любовью мы смотрели на ее растущий живот… не догадываясь, какой безобразный плод развивается внутри.
— Я ляпнул глупость, видно, ополоумел от горя, — прибавил я, вновь глянув на трупик. — Хвала Господу, что вы освободились от… него. Хорошо, что он родился мертвым.
Его необходимо захоронить где-нибудь подальше от освященной земли. В глубокой могиле, дабы он разложился там и никто его больше не увидел.
Я поманил к себе Уильяма Баттса, молодого ученика Линакра.
— Пошлите за священником.
Мне хотелось, чтобы именно человек, облеченный саном, забрал этого уродца. Баттс кивнул и наклонился с намерением взять мертвого младенца.
— Остановитесь! — вскричал я. — Не дотрагивайтесь до него!
Пусть он лежит в изножье кровати, покрывала потом надо будет сжечь. А нам с Екатериной вместо участия в обряде крещения придется пройти обряд очищения и благословения.
Пришедший священник пробубнил что-то, боязливо прикоснулся к свертку и положил его в мешок. Надеюсь, святому отцу известно, что делают в таких случаях. Я не осмелился приказывать; а также не желал знать, где похоронят урода.
По моему настоянию пригласили и второго священнослужителя, дабы он незамедлительно очистил и благословил нас с Екатериной. С кровати как раз начали убирать оскверненные покрывала, и я поднял королеву на руки. Но не смел выйти из комнаты до окончания церковного ритуала. Все во мне содрогалось от страха, отвращения и недоброго предчувствия.
Я пронес ослабевшую Екатерину по всему дворцовому крылу до ее покоев, где кровать застелили свежими белеными простынями, а в открытые окна врывался чистый летний воздух. Прочь из тех зловонных покоев, пропитанных гибельным дыханием смерти, навстречу ясному белому свету. Екатерина не протестовала, когда я уложил ее в постель, будто сонного ребенка, который заигрался до темноты.
Я вышел из апартаментов королевы и увидел переминающегося в ожидании послушника из монастыря Святого Лоуренса. Он кротко и заискивающе взглянул на меня из-под черного капюшона.
— Настоятель послал меня сообщить вам… Госпожа Блаунт переведена в особую келью. Близятся роды. — Он смиренно потупился, не зная, как я восприму такую новость.
— Тогда мне нужно побывать у вас, — точно во сне услышал я собственный голос.
Все происходящее казалось странным наваждением. На мою долю выпали серьезные испытания, и я не представлял, что еще Господь может ниспослать мне. Однако я должен покориться своей участи. Даже если меня ждет еще более жуткое зрелище, следует быть рядом с Бесси и вынести это вместе с ней. Просто из человечности.
— Ведите меня, — сказал я.
* * *
Вдвоем с молодым послушником — он сказал, что его зовут Ричард, — мы от Гринвича переправились по Темзе к Тауэру. Там я велел привести из королевских конюшен свежих лошадей. Дорога до монастыря была долгой, миль тридцать.
Сначала мы проскакали по лабиринту городских улиц, уснувших в синеватых сумерках середины лета. Интересно, гадают ли сегодня на будущее, как в старину, когда солнце набирало полную силу? Пекут ли лепешки, разбрасывают ли по кровати цветки священных растений, отступая в молчаливом ожидании… Из окон не доносилось ни звука. Мои подданные спокойно спали. О боже, если бы только я мог дать им уверенность в завтрашнем дне — то, в чем они нуждались более всего! Я говорю о наследнике престола, чьи права никто не смел бы оспорить.
Мы выехали за городские стены через Епископские ворота и сразу оказались в сельской местности. Ночь окутывала нас темным покрывалом, несмотря на время летнего солнцестояния. Я не различал пути и ехал вслед за Ричардом. Он отлично знал дорогу. Она была изрядно наезжена на участке между особняком Уолси и монастырем Святого Лоуренса. Кардинал являлся его покровителем и попечителем.
Справа от нас восточный небосклон окрасился первыми лучами раннего рассвета. Я молчал, упорно стараясь выкинуть из головы навязчивую картину: уродца, которого родила моя законная жена. Все происшедшее не сулило мне добра… Темнота лишь усугубляла мое замешательство. Я вернусь к этим мыслям, когда наступит день, и ни минутой раньше! Это проклятие уже надежно захоронено.
Встало солнце. Природа вокруг нас дышала благодатной свежестью. Теплый свет заливал ровные борозды подрастающих злаков, лаская их, словно детей. Густой бархат полей обещал плодородную осень и зрелый урожай. Нашим нивам благоволила зеленая богиня.
— Почти приехали.
Натянув поводья лошади, послушник Ричард махнул рукой на восток. В первый момент я ничего не увидел. Потом мои глаза постепенно различили большое строение, сложенное из камней медового цвета.