— Не хочу я этого знать! И слушать об этом не желаю!
Как бы они там ни спали с Октавией, мне в то время приходилось спать одной. В чем, между прочим, радости мало.
— Все равно, что ничего, — гнул свое Антоний.
— От «ничего» дети не рождаются, — раздраженно буркнула я. — А ты, между прочим, занимаясь «ничем», дважды стал отцом.
— Она была моей женой. Она имела право…
— Слышать не желаю о ее правах! А ты, значит, не забывал об обязанностях, потому что твой драгоценный Октавиан ночами торчал у тебя под окнами, проверяя, как обстоит дело с исполнением супружеского долга.
Антоний лишь рассмеялся, сочтя это забавным.
— По правде сказать, Октавиан был бы не прочь забрести и в спальню.
— Ах, как смешно!
— А разве нет? И с чего ты завела этот разговор?
— Ты первый начал! Стал читать ее письмо. — Я указала на свиток, который Антоний все еще держал в руке, не успев бросить в корзину для писем.
— Ну, больше не хочу! Я подумал, что, если не прочту его, ты неправильно это истолкуешь. — Он помахал письмом. — Да мне на него наплевать. Забудь! Почему это так тебя беспокоит?
— А почему так тебя беспокоит Цезарь?
Вид медальона повергал Антония в конвульсии, так что я волей-неволей перестала его носить, решив сохранить и со временем передать Цезариону.
— Потому что он… потому что он Цезарь! Кому охота идти по стопам Цезаря? Но Октавия… В ней нет ничего особенного. — Он стал потирать себе запястья. — Впрочем, ты права. И то и другое глупо. Всякий, кто отравляет настоящее прошлым, глупец.
Антоний встал со скамьи и подошел ко мне. На лице его появилось сосредоточенное выражение.
— Давай лучше наслаждаться сладостным даром богов.
Он погладил меня по волосам и привлек к себе.
— Не сейчас! — встревоженно промолвила я. — Разве не помнишь: ты назначил аудиенцию послам из Каппадокии?
Меня всегда поражала способность Антония возбуждаться в самое неподходящее время.
— Ничего не поделаешь. Пусть найдут себе развлечение, пока мы развлечемся по-своему, — заявил он, подхватив меня на руки и направляясь в спальню. — В Риме есть свадебный обычай: муж должен перенести жену через порог. Если я споткнусь, это дурной знак. Оп-па!
Он ловко переступил порог и положил меня на постель.
— Препятствие позади, беда нас миновала. Я сделаю вид, будто ты моя пленница, — прохрипел Антоний, ища губами мои губы и обшаривая меня жадными руками. — Будто тебя захватили в твоем дворце, связали и доставили ко мне.
— Почему ты все превращаешь в игру? — прошептала я.
Теперь он возбудил и меня.
— А разве Дионис — не бог актеров? — спросил он.
Его губы перебегали к моей шее, ложбинке на горле. Антоний навалился на меня, вдавливая в матрас. Я и вправду почувствовала себя пленницей, только вот ни малейшего желания убежать у меня не было. Я обняла его, скользнула руками вниз по его плечам и спине. Прикосновение к его мускулистому телу изгнало из моей головы все остальное. Я содрогнулась от нахлынувшего желания.
— Господин, послы… — донесся из комнаты перед спальней неуверенный голос.
— Послы… пусть подождут… намного.
Я едва услышала его слова: он произнес их, почти не отрывая губ от моего тела.
Этот неожиданный приступ желания не оставил ему времени даже снять одежду. Так что ему не стоило большого труда подготовиться к встрече послов — разве что разгладить волосы, что он и сделал, устремляясь к двери. Я осталась лежать в ошеломлении, словно после урагана или иного удара стихии. Таков был в своем неистовом вожделении Антоний.
Я посмотрела на плывущие по небу облака и убедилась, что они продвинулись не так уж далеко. Антоний оказался прав: послам не пришлось ждать долго. Границы приличий он не преступил.
Словно надвигавшееся землетрясение, весть о предстоящей кампании Антония распространялась по всему Востоку, заставляя многих замереть в тревожном ожидании. Прошло почти двадцать лет со времени катастрофического поражения римлян при Каррах, и всем было известно, что римляне никогда не оставляют свой позор неотмщенным. Десять лет назад Цезарь намеревался покарать парфян, но он пал. Возмездие пришлось отложить, но в его неотвратимости никто не сомневался.
Толки о численности и мощи армии шли перед ней, как трубачи, раздувая и без того огромное множество слухов до неимоверного масштаба. Одни, ссылаясь на армянских купцов, говорили о половине миллиона солдат, другие из надежных источников на Черном море прознали про целый миллион. Особенности снаряжения держались в тайне, но ходили слухи, что наряду с боевыми машинами, измышлениями римских механиков, на сей раз в ход пустят и смертоносное искусство черных магов Египта. Вовсю готовились осадные башни с огнеупорным покрытием, баллисты, метавшие стрелы на милю и имевшие приспособления для ночного прицеливания, взрывающиеся заряды для катапульт и специальные наборы легких, не подверженных порче продуктов, позволявшие армии проводить месяцы в поле, не испытывая затруднений со снабжением.
Как-то вечером после обеда Антоний рассказывал мне обо всех этих чудесах, валяясь в гнезде из подушек, сооруженном на широком ложе. Мне это напомнило об устроенной когда-то для Цезаря восточной «комнате отдохновения».
— Да, — мечтательно промолвил, заложив руки за голову, — похоже, я командую сверхъестественной силой. Подумать только: пайки, что никогда не черствеют! — Его голос возвысился в восхищении. — Армия, которая в состоянии нести с собой все необходимые припасы, не зависит ни от местности, ни от поставок. Это подлинное чудо! Одни лишь слухи сделают половину дела, обратив врагов в бегство еще до моего появления.
Слушая его самодовольный голос, я невольно подумала, что он залежался на подушках. Пора бы и встряхнуться. Пришло время вновь отправляться в поход, ведь после победоносного сражения при Филиппах минуло уже пять лет. Солдат не может позволить себя пировать, развлекаться и предаваться мечтам столь долгий срок. Разве в жизни Цезаря было целых пять лет, когда он не вел ни одной войны?
«Перестань сравнивать его с Цезарем», — сказала я себе.
Но весь мир сравнивает его с Цезарем. Эта кампания предназначена уравнять его с Цезарем и выполнить замысел Цезаря. Показать, кто истинный наследник и преемник Цезаря. В этом вся суть.
Да, пять лет бездействия — это слишком долго. Так можно растерять всю энергию. Пускай поскорей приступает к делу.
— Вряд ли стоит считать противника трусливым и глупым и надеяться на чудеса, — сказала я. — Скорее всего, вести войну и побеждать придется старым проверенным способом. Чем тешить меня и себя сказками, скажи лучше, какова сейчас численность твоих войск.
— Когда Канидий вернет свои легионы из Армении, где он зимует, численность достигнет шестнадцати легионов. Точнее, шестнадцати не до конца укомплектованных легионов. Но это хорошие солдаты, опытные римские легионеры. Как раз такие солдаты, каких теперь мне сильно недостает.