Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 61

— Кто еще знает?

— Только Хармиона, — сказала я. — И только потому, что она сама догадалась. Ты единственный, кому я сказала.

— Антонию не говорила? — быстро спросил он.

— Нет, Антоний не знает.

— И не подозревает?

— Нет.

— Хорошо. Срок небольшой, иначе было бы видно, и он бы догадался. Теперь слушай. Тебе надо избавиться от ребенка. Время еще есть, благодарение богам.

— Но я…

— Выслушай, по крайней мере, мои доводы. Оставшись одна, дай себе труд над ними поразмыслить. У меня есть эликсир, на ранней стадии действующий безотказно и безвредно. Главное, никому ничего не говорить, и ребенок исчезнет, как сам Антоний.

И снова его слова причинили мне боль, потому что были правдивы.

— Подумай об этом, — настаивал он. — Задайся вопросом: зачем тебе наказывать себя без необходимости? Разве того, что ты осталась в одиночестве, недостаточно? Тебе нужен еще и бастард?

Он встал без разрешения. Я сидела и молча глядела на него.

— Я приду снова после обеда. Приготовься рано лечь спать. А Хармиону отошли с каким-нибудь поручением — скажи, что хочешь побыть в уединении.

— Ты говоришь как любовник, — слабым голосом промолвила я.

— Нет, я человек, который вынужден исправить то, что наделал любовник. Такова уж моя участь: восстанавливать порядок, нарушенный другими людьми.

Словно сомнамбула, я сделала все, как велел Олимпий. То, что я действовала по указке и ничего не решала сама, доставляло мне странное удовольствие. Было по-своему приятно подчиняться, выполнять чужие указания. Необходимость принимать решения, руководить, развлекать, обхаживать Антония — все это смертельно меня вымотало. Возможность хотя бы отчасти превратиться из ведущей в ведомую сулила приятное отдохновение.

Я ждала у себя в комнате, одетая в скромную ночную сорочку, поверх которой набросила накидку. Хармиона расчесала мне волосы, натерла руки миндальным кремом, помассировала ступни мятной водой, зажгла три маленьких светильника, открыла мое любимое окошко, выходящее на дворцовые сады, и тихонько ушла. Она предполагала, что я забудусь сладким спокойным сном.

Чуть позже в мою спальню безмолвно проскользнул Олимпий с каким-то свертком в руках. Развернув ткань, он почтительно вручил мне высокую бутыль из тонкого стекла цвета морской зелени. Таким же зеленым казалось и ее содержимое. Я наклонила бутыль и увидела, как густая жидкость перелилась на одну сторону.

— Это твой друг, — сказал Олимпий. — Он откроет дверь твоей темницы и выпустит тебя на волю.

— Что нужно сделать? — спросила я.

Казалось невероятным, что такое малое количество снадобья способно оказать столь мощное воздействие.

— Когда я уйду, выпей его — все. Застели свою постель вот этим. — Он протянул мне корзинку. Внутри я увидела сложенную ткань. — Ложись. Жди. Больно не будет, просто подожди. Потом, когда все кончится, сверни подстилку и спрячь. Я приду к тебе и уберу следы до возвращения Хармионы.

Я взяла корзинку и направилась к кровати.

— Помни: уже завтра останутся лишь воспоминания. Все пройдет. Не теряй мужества. — Олимпий взял меня за руку. — Какая холодная! Неужели для тебя это так трудно?

Я сглотнула и кивнула. Моя рука была холодна как лед, отчего его рука казалась еще теплее.

— Большинство людей не могут исправить свои ошибки, — промолвил он. — Последствия наших оплошностей остаются с нами, и мы расплачиваемся за них. Думаю, ошибок немало у нас обоих. Но за эту тебе расплачиваться не потребуется.

Олимпий крепко сжал мою руку и добавил:

— Пожалуйста, не бойся. Обещаю, я вернусь через несколько часов. Поверь… — Он помолчал. — Мне самому не просто нарушить клятву Гиппократа и дать тебе это снадобье. Нелегкое решение и для тебя, и для меня. Но оно необходимо.

Он тихо ушел, а я в нелепой неподвижности замерла у кровати. Почему он не мог остаться со мной? Впрочем, он прав: нужно не просто избавиться от плода, а стереть это событие из памяти и из прошлого, словно его никогда не было. Тут лучше действовать в одиночку, свидетели ни к чему.

Расстелив плотные простыни, я взяла бутыль. Руки мои были так холодны, что стекло не нагревалось. Я, поежившись, отложила сосуд и принялась энергично растирать ладони. Потом мне показалось, что нос мой тоже мерзнет. Я прикоснулась к его кончику — холодный, как камень. Словно кровь отхлынула от моей кожи еще до того, как я успела принять эликсир.

Я подняла сосуд к свету. Почему, интересно, все лекарства зеленые? Мне вспомнилось зелье, что мы пили в Канопе. Может быть, от его плодов теперь и требовалось противоядие — один зеленый напиток против другого. Я поежилась.

«Если не выпьешь его, — сказала я себе, — ты день за днем будешь раздуваться как пузырь, пока весь мир не узнает, что Антоний приезжал в Александрию развлечься и оставил на память о себе бастарда».

История рассмешит Рим и подвигнет Октавиана на новые язвительные стишки. А мне достанется сомнительная слава еще одной брошенной любовницы вроде Китерис или Глафиры.

И еще я поняла, что все это плохо отразится на Цезарионе.

Будут говорить, что Антоний использовал вдову Цезаря для своего удовольствия, а потом бросил. Выходит, что достаточно хорошо для Цезаря, то пустяк для Антония.

Да, люди скажут, что я покрыла позором память Цезаря. Я допустила, чтобы Антоний сначала занял его место, а потом наплевал и на меня, и на все последствия нашей связи. Да, именно так все и будет выглядеть!

Я потянулась к бутыли, взялась за пробку.

«Это самое малое, что можно сделать во исправление ошибки, — подумала я в отчаянии. — Цезарь, прости меня! Ты знаешь, что все было не так, как могут подумать люди, но ведь тебе это ведомо, а им нет. Есть лишь один способ избегнуть бесчестия. Я не подведу тебя во второй раз».

Однако, уже поднеся бутыль ко рту и ощутив губами гладкое стеклянное горлышко, я вдруг ощутила поблизости присутствие кого-то или, может быть, чего-то. Меня бросило в дрожь, я отдернула бутыль и поставила ее рядом с собой, а когда взглянула на нее со стороны, содрогнулась еще сильнее. Поблескивающее стекло напомнило о блеске змеиных глаз в Мероэ, а содержимое показалось ядом.

Я отпрянула, удивляясь тому, что едва не выпила снадобье, даже не потрудившись осмыслить доводы Олимпия, взвесить все «за» и «против». Словно поддалась внушению.

Разумеется, его слова звучали убедительно и разумно, но… но он не учел главного.

Независимо от любых обстоятельств — других детей Антония, Фульвии, Рима, Октавиана, Цезаря, возможных насмешек — боги и Исида, великая Мать, подарили мне дитя. Я — его мать, и в сравнении с величием этого факта все прочее ничтожно. Цезарион стал моим счастьем, и ребенок Антония подарит мне радость, а что там с их отцами — не имеет значения. То есть, конечно, имеет, но само по себе. Одно к другому не относится.