Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 214

— Боюсь, что так, господин.

— Ты и твои товарищи сохранили мне верность, когда все подвластные цари презрели клятвы и обеты, — промолвил Антоний, и мне показалось, что его голос слегка дрожал. — Я вам глубоко благодарен. Вы герои среди героев.

Он повернулся к Мардиану.

— Награди их золотом по заслугам и посели во дворце.

— Вам придется немного переучиться, — сказала я. — У нас игры проводятся на греческий манер, без кровопролития. Но я думаю, вы приспособитесь.

Оба поклонились в ответ характерным движением, как привыкли кланяться публике.

Почти сразу же по их прибытии вернулся Антилл. Уже одно то, что Октавиан не «задержал» его, как Ирод гладиаторов, стало для нас облегчением. Однако ответ Антония разочаровал.

После обеда, когда мы втроем уединились, Антилл отчитался о поездке.

— Принял он меня со всей подобающей учтивостью, — поведал юноша, — однако так, будто мы совершенно посторонние люди. Ничем не показал, что мы давно знакомы.

— Вы беседовали наедине? — осведомился Антоний.

— Да, в старом финикийском дворце, который он приспособил под резиденцию, — ответил Антилл. — Дворец стоит так близко к морю, что при волнении брызги летят прямо в окна. Что не позволяет беседовать тихо, я уж не говорю — шепотом. Но мы остались наедине, не считая, конечно, телохранителей. Он сидел небрежно, нога на ногу. Предложил мне стул и завел разговор.

— Ну, и о чем разговор? — настаивал Антоний.

— Да ни о чем. Нечего вспомнить. При этом он все время смотрел на меня, но исподтишка, притворяясь, будто вовсе не смотрит.

— Да, — припомнила я, — это его обычная манера.

— Подарки он осмотрел очень тщательно, обод у золотого блюда прощупал. А потом сказал, что не может согласиться с тем, чтобы ты поселился как частное лицо в Афинах, потому что поклялся обезопасить от тебя этот город.

Антоний нервно ерзал, что было совсем ему не свойственно.

— Ты отдал второе письмо? — спросил он, не выдержав.

— Да.

Юноша порылся в дорожной суме и вытащил тот самый свиток. Первоначальная печать была сломана, но появилась новая.

— Вот. Он прочел и написал ответ прямо на нем, очень быстро. По-моему, всего пару слов. Сказал, что это для тебя лично.

— Ну, и что там? — спросил Антоний, взяв письмо.

— Не знаю. Правда, не знаю. Он не сказал.

— Вот как?

Антоний вертел письмо в руках. Мы смотрели на него.

Наконец он медленно сломал печать, развернул свиток. Взгляд его пробежал вниз, к концу теста. Что бы ни было там написано, лицо его на миг застыло.

— О! — вырвалось у него.

Потом Антоний скатал свиток и засунул за пояс.

— Ну, может быть, в другой раз нам повезет больше, — пробормотал он с неуверенной улыбкой. — Я горжусь тобой, сын, ты прекрасно справился с нелегким поручением.

Он поднял чашу и предложил выпить за Антилла.

Вечер прошел за беседой под доброе фалернское. Я следила за тем, чтобы чаша Антония была постоянно наполнена, и надеялась, что он основательно напьется. Но, к моему огорчению, он проявлял редкостную сдержанность, а под конец вечера объявил, что хочет сегодня спать у себя.

— У меня голова болит, так что лучше мне пойти туда. Там тише, подальше от обычного дворцового шума.

Антоний кликнул Эроса и неспешно удалился.

Я подождала, пока пройдет достаточно времени, и украдкой направилась к его покоям. Удивленный Эрос дал мне проскользнуть мимо него в спальню. Вообще-то я рассчитывала, что Антоний спит — все-таки выпил он немало, — но как бы не так. В спальне горели лампы, он сидел и читал. Увидев меня, удивился.

— Что-то не спится мне сегодня одной, — промолвила я извиняющимся тоном. — Лучше я останусь у тебя: прилягу на этой кушетке, твою больную голову тревожить не стану.

— О, — сказал он со своей неизменной ласковой улыбкой, — моя голова не так уж и болит. Я не стану ссылать тебя на кушетку.

Последовал обмен любезностями и всякого рода экивоками, после чего мы улеглись в кровать вместе (хотя, чтобы незаметно сделать задуманное дело, кушетка подошла бы мне больше). Он потушил все лампы, но, к счастью, стояло полнолуние, и света в помещении было достаточно. Вскоре по равномерному дыханию я поняла, что он уснул.

Тихо, со всей возможной осторожностью, я слезла с кровати и пробралась к его одежде. Письмо, как и ремень, лежало под наброшенной сверху туникой: я запустила руку под нее и стала нашаривать кожаный футляр. Это получилось без труда. Так же осторожно я подобралась к окну и развернула свиток, чтобы луна светила прямо на него.

Неожиданно Антоний повернулся, и я замерла. А вдруг он заснул недостаточно крепко и заметит, что я делаю? Казалось, он пробуждается, и я не осмеливалась шелохнуться. Но нет: он всхрапнул, погружаясь в еще более глубокий сон. Прождав для верности еще несколько минут, я снова подняла письмо к свету и прочла:

Мой дорогой брат, обращаюсь к тебе, как это принято между братьями. Сим уведомляю: я готов сделать то, что дозволяет мне честь. Смерть, верная моя подруга, скрепит наши взаимные обязательства, если ты гарантируешь жизнь царице. Я с радостью обменяю свою жизнь на ее. Я готов поверить, что, дав единожды слово, ты его сдержишь. Пусть она живет, прошу тебя. Умоляю тебя.

Заручившись твоим словом, я тут же выполню свое обещание. Я приветствую тебя в смерти и с радостью предлагаю тебе свою смерть.

Марк Антоний, император.

А ниже, сразу под подписью и личной печатью Антония, небрежным почерком было набросано несколько слов:

Делай, что хочешь. Ее не спасет ничто. Император Г. Цезарь Divi Filius.

Меня всю, вплоть до носа и кончиков пальцев, пробрало холодом. Антоний сделал это предложение, не поставив меня в известность. А Октавиан, который требовал у меня жизнь Антония, отказался, когда Антоний предложил ее сам. Он не знает, чего хочет. Разве что доказать, что меня можно заставить предать Антония? Он чудовище!

Дрожа, я свернула письмо, положила его на место и сама вернулась в постель, к Антонию. Мне очень хотелось разбудить его и обнять так крепко, как я никогда еще его не обнимала.

Но я решила, что лучше дать ему поспать.

Приближалась самая жаркая солнечная пора. Наступил июль, месяц Цезаря, и в первый день мы собрались вокруг его статуи в покоях Цезариона, чтобы совершить подношения и обратиться к нему с просьбами. Наш сын уже должен был добраться до побережья Красного моря и ждать там корабль, который в середине июля доставит его в Индию. После его отъезда я не получала о нем никаких известий. Несколько дней назад ему исполнилось семнадцать. Я благодарила Исиду за то, что она послала мне его, и молила оказать ему покровительство. Не подобает обращаться с одной и той же просьбой ко многим богам, но Цезарь стал богом совсем недавно, и я решила, что не грех попросить и Исиду.