Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 10

Конечно, он ни разу не ответил. Он просто лежал в величественном спокойствии смерти, но его присутствие успокаивало меня. В конце концов, ему при жизни приходилось сталкиваться с еще более тяжкими препонами, но он преодолел их.

Возвращение назад, на слепящий солнечный свет, всегда сопровождалось странным ощущением: это путешествие из царства мертвых назад, в мир живых.

Усыпальница находилась на перекрестке главнейших улиц нашего города — Канопской, пересекавшей город с востока на запад, и дороги Сома, что шла от озера Мареотис на юге к морю на севере. Всякий раз, когда я смотрела на эту широкую белую улицу с бесконечными мраморными колоннадами, я чувствовала: отдавать такую красоту чужакам нельзя. Отец обязан что-то сделать, чтобы все сохранить. Не знаю, что именно, но обязан.

Между тем горожане продолжали поносить царя и в его отсутствие.

— Как он мог, — кричали в толпе, — покорно отдать римлянам Кипр? Что за слабость для правителя!

Во всех бедах страны винили исключительно его — беспомощного, никчемного царя, прозванного Флейтистом за любовь к музыке. Если раньше прозвище произносили с любовью, то теперь оно превратилось в презрительную кличку.

Пьяный маленький флейтист, слабый царь, изнеженный музыкант — это еще не самые худшие слова, какие мне приходилось слышать в толпе, когда я следовала по улицам Александрии в усыпальницу и обратно. Прежде народ радовался празднествам в честь Диониса, которые устраивал отец, а теперь люди осыпали его насмешками. Царское вино горожане пили охотно, но память у них оказалась короткой. Так что те, кто утверждает, будто я не представляю себе глумящуюся толпу в Риме, ошибаются. Глумящаяся толпа везде одинакова.

Возвращение во дворец всегда было для меня огромным облегчением. (Интересно, как отнесся бы к этому Александр — счел ли бы он мое облегчение постыдным?) В пределах дворцового комплекса по-прежнему царили спокойствие и почтительность, по крайней мере внешняя. Точнее, царили до того дня, когда я вернулась домой и увидела, что здесь произошел переворот.

На первый взгляд все выглядело как обычно и не вызывало мысли о каких-либо переменах. Садовники занимались своими делами — поливали и подрезали растения; слуги вялыми движениями мыли мраморные ступеньки главного дворца, где находились палаты для аудиенций и пиршественный зал. Я уже проследовала мимо — к зданию поменьше, где жили царские дети, и вдруг рослый стражник гаркнул мне:

— Стой!

Голос у него был грубый, тон не допускал возражений. Он стоял, сердито насупившись, и преграждал дорогу в мои покои. Никогда раньше со мной никто так не разговаривал.

— Тебе нельзя входить! — продолжал солдат.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Там опасно? Пожар? Или какое-то животное вырвалось на волю? Может быть, одна из ручных пантер моей сестры оборвала свой поводок и убежала?

— Пока твоя лояльность не удостоверена, у меня приказ задержать тебя. Где ты была? Никто не мог тебя найти!

Он шагнул ко мне, но дотронуться все-таки не посмел: касаться представителя царской семьи не дозволялось никому.

— Моя лояльность? Моя лояльность к кому? Или к чему? — Все это казалось весьма странным. — Я была у гробницы Александра, которую вольна посещать когда угодно.

Еще не закончив фразу, я поняла, что это недоказуемо: в усыпальницу я всегда ходила одна.

— Речь идет о лояльности новым правителям, — немедленно пояснил страж.

Новым правителям? Неужели римляне захватили власть? В гавань вошли их корабли? В порту высадились войска? Странно — я прошла через весь город, но не заметила ни столкновений, ни паники. И иностранных военных кораблей, насколько я могла видеть, у наших причалов нет.

— Ничего не понимаю, — промолвила я.

Это была чистая правда. Я пребывала в полной растерянности, но вдруг почувствовала страх за отца.

— Дочери бывшего царя приняли бремя правления на себя, — объявил он. — Ступай и поклянись им в верности. Их величества ждут.

Мои сестры! Мои сестры, воспользовавшись отсутствием отца и его непопулярностью, захватили власть. Теперь я почувствовала страх. Они запросто могут избавиться и от меня, и от Арсинои, и от мальчиков. Помешать им некому. Все можно сделать быстро — прямо сегодня, пока известие о перевороте не просочилось в город. В конце концов, тут нет ничего нового: Птолемеи всегда устраняли соперников, невзирая на самое близкое родство.

— Значит, ты отказываешься! — сказал он, сделав еще один шаг по направлению ко мне и выхватив меч.

Не исключено, что он получил приказ зарубить меня в случае малейшего колебания. Или в любом случае. Кто обвинит его? Уж точно не слуги, не слишком усердно драившие ступени, но очень старательно делавшие вид, будто ничего не видят и не слышат.

— Нет, — прозвучал мой ответ.

Долго ли я размышляла, не помню; тогда мне показалось, что очень долго, но, конечно, на деле было не так. Мысленно я вознесла краткую молитву Исиде, взывая о помощи.

— Нет-нет, не отказываюсь, — заверила я. — Я их покорная сестра, как и всегда.

— Тогда докажи это.

Он приказал другому стражнику занять его место, а сам повел меня к главному дворцу. Он по-прежнему не прикасался ко мне, но держался в такой близости, что это было еще более угрожающим. Я изо всех сил старалась не выказать своего страха.

Меня отвели в одну из больших дворцовых палат. Это помещение мои сестры, очевидно, сочли подобающим своему новому статусу, поскольку наш отец устраивал здесь аудиенции. Я остановилась перед внешними дверями, инкрустированными изумрудами и черепаховыми панцирями из Индии. Однако сегодня все их великолепие потускнело для меня. Двери медленно распахнулись, и я вошла в зал, где потолки были выложены золотом. В дальнем конце помещения на украшенных драгоценными камнями креслах восседали Клеопатра и Береника, старательно принявшие ту самую позу, в какой принято изображать древних фараонов.

Но в моих глазах это не сделало их царицами; я видела прежних старших сестер.

— Царевна Клеопатра, — заговорила Береника, — да будет тебе известно, что мы имеем честь возвестить о нашем восшествии на престол. Отныне мы именуемся Клеопатра Шестая и Береника Четвертая, правительницы Верхнего и Нижнего Египта. Мы желаем, чтобы ты заверила нас в преданности, как наша дражайшая сестра и преданная подданная.

Я приложила все усилия к тому, чтобы мой голос звучал спокойно, и произнесла:

— Конечно, вы мои дражайшие сестры, а я ваша любящая сестра.

Слово «подданная» было опущено намеренно: я решила не произносить его, пока меня не вынудят, поскольку считала это предательством по отношению к отцу. Заметят ли они мою оговорку?

— Мы принимаем твою преданность, — заявила Береника за обеих. — Народ ясно дал понять, что не желает возвращения на трон нашего отца и не примет его, если он вернется. Но вероятность его возвращения невелика. Римляне не станут содействовать восстановлению его на престоле, потому что, похоже, какое-то пророчество сулит им беды, если Рим вздумает возвращать власть низложенному царю Египта силой оружия. Они приняли его с почетом, дали в его честь несколько пиров, да и только. Конечно, вытянули из него все деньги и еще больше обещаний. Теперь он так задолжал римским заимодавцам, что, вздумай мы принять его обратно, наша страна окажется банкротом.