Тот спрятал лицо в ладонях. Значит, она зачала в самую первую ночь. «Веришь ли ты в любовь с первого взгляда?»
Ариэлла в это определенно верила.
«Веришь ли ты в судьбу?»
Был ли этот выкидыш предопределен фортуной? Ариэлла не заслужила подобного! Что же он с ней сделал?!
К Эмилиану подошла его тетя, вытирая руки влажной тканью. Она приветливо улыбнулась ему:
– Твоя жена молодая и сильная. У вас еще будут дети, так ей и скажи.
Он задрожал от ненависти к самому себе.
– Конечно. Как она?
Симша странно на него посмотрела:
– Горюет. Это вполне естественно.
Эмилиан подумал о том, что Ариэлла теперь может возненавидеть его, но он это заслужил.
Он поспешно вошел в шатер, думая, что готов к худшему. В действительности, увидев Ариэллу неподвижно лежащей на постели и беззвучно плачущей, он ощутил душевный надлом. Сердце его словно раскололось на две половинки.
Глядя на ее горе, Эмилиан в полной мере ощутил собственное отчаяние. Он не знал о беременности Ариэллы, а она носила его ребенка. Теперь у них никогда не будет этого малыша, они не узнают даже, мальчик то был или девочка.
Ради Ариэллы Эмилиан постарался отрешиться от собственной боли, горечи и отчаяния. Опустившись перед женой на колени, он взял ее за руку, не в силах подобрать правильных слов.
На нее напали в лесу – из-за него. Она потеряла их ребенка – из-за него. Ей было больно и тоскливо – из-за него.
– Ариэлла? – Она ничего не ответила, и он коснулся ее щеки. – Мне очень жаль.
Выражение ее лица изменилось. Наконец ресницы ее дрогнули, и из глаз выкатилось еще несколько слезинок.
– Я потеряла нашего ребенка, – сдавленным шепотом произнесла она.
Существовала вероятность, что она вообще никогда не была беременной. Но Симша заверила, что в том не могло быть сомнений.
– Ты уверена?
Девушка кивнула.
– Раньше у меня никогда не было задержек месячных, а тут два месяца ничего… И тело мое казалось иным… – Закрыв глаза, она закусила кулак и тихо заплакала.
Эмилиан приложил ее кулак к своей груди, но этого было недостаточно. Тогда он крепко прижал ее к себе и беспомощно наблюдал за ее непрекращающимися рыданиями. Наконец он и сам заплакал.
Ариэлла всматривалась в темно-зеленый купол шатра. Ребенка больше нет.
Ощущение пустоты усиливалось, и чувство утраты поглотило все ее существо. У нее больше не осталось слез, чтобы омыть свое горе, проделавшее в ее сердце бездонную черную дыру. Она продолжала воображать, каким был бы ее малыш. Ей нравилось думать, что это мальчик с такими же, как у Эмилиана, серыми глазами. Как могло случиться подобное несчастье?
Она обхватила себя руками. Цыгане живут в мире, полном предрассудков и ненависти, в очень несправедливом мире. Рациональная часть ее сознания твердила, что выкидыш мог случиться и в Вудленде, и в Роуз-Хилл, но все же Ариэлла винила в постигшей ее ужасной трагедии невежественных злобных gadjos . Они жестоко обошлись с ней, считая, что она пыталась украсть жеребенка. Она потеряла своего малыша из-за двух фермеров. Вот как жили цыгане. Как же возможно мириться с подобным обращением?
Ариэлла крепко зажмурилась. Ее била дрожь. До прибытия в табор Эмилиана она понимала, что жизнь цыган трудна, но вся правда открылась ей лишь сейчас, после случившегося с нею несчастья. Теперь она и сама всей душой возненавидела gadjos и осознала, как велика ненависть самого Эмилиана.
Почувствовав на щеке влагу, Ариэлла удивилась. Она полагала, что все слезы давно выплаканы.
– Ты проснулась, – с облегчением произнес Эмилиан.
Он был отцом ее ребенка, мужчиной, которого она любила и ради которого пожертвовала всем. Он был ее мужем и вместе с ней скорбел об их утрате. Ариэлла очень нуждалась в нем сейчас, но сердце ее от пережитых страданий словно покрылось коркой льда.
Он присел рядом с ней и, взяв ее руку, прижал к груди.
– Ариэлла, позволь принести тебе чего-нибудь поесть? – спокойно спросил он, но она уловила в его тоне некоторую неуверенность.
– Как я могу есть? – запротестовала она.
– Тебе просто необходимо поесть, даже если нет аппетита, – возразил он.
Ариэлла отметила, что Эмилиан выглядит изнуренным, как человек, долгое время проведший без сна. Он будто разом постарел – на лбу пролегли глубокие морщины, лицо осунулось.
– Ты проспала целых два дня, – серьезно произнес он.
– Я очень больна, – прошептала Ариэлла. – Сердце болит. Не знаю, что мне теперь делать, Эмилиан. Не представляю, как справиться с этим горем.
– Знаю. – Он потянулся к жене. – Но ты справишься, обещаю тебе.
Она с готовностью прильнула к нему, но его объятия ничуть не успокоили ее. Ариэлла снова заплакала, удивляясь невесть откуда взявшимся слезам.
Эмилиан крепко прижимал ее к себе, пока рыдания ее не утихли.
Затем он встал.
– Пойду принесу тебе немного супа, приготовленного Симшей, – низким голосом сообщил он.
У нее не было сил спорить. Посмотрев на Эмилиана, она поймала на себе его пристальный ответный взгляд.
Он явно тоже был очень расстроен. Означает ли это, что он любил их ребенка?
– Эмилиан? – чуть слышно позвала она. – Мне следовало бы давно сказать тебе… и я собиралась, правда. Я ждала подходящего времени.
Не в силах произнести ни слова, он кивнул.
Он тоже оплакивает утрату малыша, решила про себя Ариэлла.
– У нас будут другие дети… со временем.
Он напрягся.
– Ариэлла, – начал было он, но тут же оборвал себя, словно передумал посвящать ее в свои соображения. Глубоко вздохнув, он просто сказал: – Мне очень жаль.
Она кивнула, соглашаясь:
– Знаю.
В глазах его промелькнула боль, и он вышел.
На мгновение пребывающую в оцепенении Ариэллу посетила мысль, что Эмилиана беспокоит что-то еще – что-то ужасное, – но у нее не было ни сил, ни желания угадывать, что именно. Перевернувшись на спину, она снова воззрилась в потолок.
Границу между Англией и Шотландией они пересекли несколько дней назад. Табор расположился на ночлег. Они находились в двух днях пути от того города, где родился Эмилиан и где была похоронена Райза. Однако значимость этого события каким-то непостижимым образом померкла на фоне постигшего Ариэллу несчастья.
Эмилиан уже поставил их шатер и теперь стоял у кибитки, наблюдая за тем, как жена заправляет постель. Ариэлла сильно похудела. Она мало ела и плохо спала, каждую ночь просыпаясь в слезах. Он обнимал ее и пытался успокоить, ощущая собственное бессилие и терзаемый чувством вины.