– Напрасно, моя прелесть, – хрипло выговорил он,
поводя клинком. – В этой забаве тебе ни за что не выиграть. Нет должного
навыка, уж прости за откровенность…
– Ты умрешь, скотина!
– Все мы когда-нибудь умрем, – философски ответил
д’Артаньян. – Но мне, откровенно говоря, будет приятнее, красотка, если
первой будешь ты, уж извини на худом слове… Стоять! Я не шучу! Это не тот
случай, когда гасконец будет щадить женщину! Стой, говорю, ведьма чертова,
проткну ко всем чертям!
Констанция неотступно следовала за ним растрепанной фурией,
высоко подняв руку с кинжалом.
– Черт возьми… – бормотал гасконец себе под
нос. – В чем-чем, а уж в геральдике дворянин обязан быть силен, даже такой
беарнский неуч, как я… Что-то мне напоминает эта крылатая кошка, определенно…
Геннегау… нет, с чего бы? Ага! Венеция! Клянусь спасением души, Венеция! Это
венецианский герб!
Ее лицо, и без того страшное, исказилось вовсе уж жутко, и
гасконец понял, что определил верно.
– Волк меня заешь, красотка, со всеми потрохами! –
воскликнул он, крест-накрест рассекая воздух перед собой свистящими взмахами
клинка, чтобы удержать эту фурию от новой атаки. – Похоже, ты в свое время
неплохо провела время в Венеции, и, судя по старому клейму, в самые что ни на
есть юные годы! Чем же ты так допекла тамошние власти, что они решили тебя этак
вот почествовать?
– Я до тебя непременно доберусь, мерзавец! –
выдохнула Констанция сквозь пену на губах. – И до твоей девки тоже!
– Попробуй, – сказал д’Артаньян хладнокровно,
спиной вперед вываливаясь в дверь. – Но предупреждаю, что кончится это для
тебя самую малость похуже, чем в Венеции…
На лестнице было темно, ее скупо освещал лишь серебристый
лунный свет. Упасть – значило погибнуть, Констанция неотступно следовала за
ним, показалось даже, что в полумраке ее глаза светятся, как у волка из
гасконских лесов.
Осторожно нащупывая босыми подошвами ступеньки, морщась,
когда их щербатые края царапали кожу, держась левой рукой за перила, д’Артаньян
осторожненько спускался спиной вперед, время от времени вертя головой, чтобы не
застали врасплох возможные сообщники. Но он достиг первого этажа, так и не
увидев никого третьего, – положительно, она не лгала, что отпустила слуг…
Когда она увидела, что добыча ускользает, взвыла, как
безумная.
– Мерзавец! Негодяй! Кардинальский прихвостень! С кем
ты вздумал тягаться, гасконский дикарь? Вам все равно не выиграть – ни вашему
чертову Ришелье, ни тебе, ни прочим!
– Ого! – с ухмылкой воскликнул д’Артаньян, заведя
левую руку за спину и нащупывая дверь прихожей. – Что-то мне начинает
казаться, что не в клейме даже дело! Что ты мне наврала, будто раскаялась и
хочешь сбежать от своих дружков-подружек! Не подскажешь ли, что задумала?
– Не всегда же тебе будет так везти, негодяй, как
сегодня! – завопила Констанция, швыряя в него случайно оказавшимся на
лестнице цветочным горшком.
Д’Артаньян вовремя уклонился, и горшок с грохотом разлетелся
вдребезги, ударившись о дверь его квартиры. Она чуть приотворилась, и в щелочке
показалось удивленное лицо Планше.
– Черт возьми, ты точно что-то замышляла! –
вскричал д’Артаньян. – Слава Венеции! Да здравствует Венеция!
И, не теряя времени, проскочил в дверь, вернее, протиснулся
мимо остолбеневшего Планше. Оттолкнув замершего в изумлении слугу, побыстрее
задвинул засов.
– Сударь… – пробормотал заспанный слуга. – Вы
что, поссорились с дамой? Я думал поначалу, когда поднялся тарарам, что это муж
некстати вернулся, хотел бежать на помощь, но решил, что встревать как-то
негоже, уж с одним-то замшелым галантерейщиком вы справитесь, это не поганец
Бриквиль… А тут что-то другое…
Послышался глухой удар – это Констанция, вне себя от ярости,
попыталась пробить стилетом внушительные доски толщиной в ладонь, что ей,
разумеется, не удалось. Судя по звукам и донесшимся проклятиям, она лишь
сломала стилет.
Планше покрутил головой:
– Этакого, сударь, я не видел даже у вас на службе… Что
вы ей такое сделали, что она головой дверь прошибить пытается?
Д’Артаньян, чувствуя ужасную слабость, опустил руку со
шпагой и, стоя посреди прихожей голый, словно Адам до грехопадения, устало
распоря– дился:
– Планше, быстро принеси какую-нибудь одежду, пистолеты
и мушкет. Придется нам с тобой до утра проторчать тут в карауле. Клянусь богом,
нам нельзя глаз сомкнуть! Мало ли чего от нее можно ждать… Она сейчас на все
способна…
– Неужели, сударь, это мадам Бонасье?
– Она самая, можешь не сомневаться. Только очень
рассерженная, так что узнать мудрено…
– Насилу узнал, право, показалось даже, что сумасшедшая
с улицы забежала, а то и ведьма в трубу порхнула… Что там меж вами случилось,
сударь, простите на неуместном вопросе? Это ж уму непостижимо… Видывал я у нас
в Ниме разозленных баб, но такого… Видывал мегеру с поленом, видывал с граблями
и даже с вилами, но все равно далеко им было до мадам Констанции… Что ж такого
случиться могло?
– Запомни, друг Планше, – наставительно сказал
д’Артаньян, немного успокоенный тишиной за дверью. – Вот так вот и выглядит
женщина, когда узнаешь ее по-настоящему страшную тайну… Ну, тащи одежду,
пистолеты, берись за мушкет… У нас еще осталось анжуйское в погребце? Отлично,
прежде всего неси бутылку, а вот стакана не надо, это лишнее…
Выхватив у слуги откупоренную бутылку, д’Артаньян поднес
горлышко к губам и осушил единым духом. Опустился на стул, все еще намертво
зажимая в руке шпагу. Его стала бить крупная дрожь, и одеваться пришлось с
помощью Планше.
Слуга с бесстрастным видом принес и положил на стол
пистолеты, разжег фитиль мушкета и выжидательно уставился на хозяина в ожидании
дальнейших распоряжений.
– Вот что, – сказал гасконец решительно. – Мы
с тобой не успели еще нажить уйму добра, если собрать все мои вещи, получится
парочка узлов, не больше. Да еще шпаги со стены…
– Именно так, сударь, а у меня и того меньше, все в
один узел войдет…
– Собирай вещи, – распорядился д’Артаньян. –
Хорошо, что мы на первом этаже сейчас, будем выбираться через окно, благо за
квартиру заплачено за месяц вперед и мы свободны от долгов…
– Сударь, вы не шутите?
– И в мыслях нет, – серьезно сказал
д’Артаньян. – Собирай вещи, выбрасываем узлы в окно и сами уходим тем же
путем, уводим лошадей из конюшни… Лучше проторчать до утра на улице, рискуя,
что нас примут за воров, чем оставаться под одной крышей с нашей любезной
хозяйкой, когда она в столь дурном настроении.
– Но, сударь?
– Ты ее видел?
– Видел…
– Вот то-то. Собирай вещи, проворно!
– Сударь, я за вами готов в огонь и в воду, но
объясните, наконец, что случилось…