Эти два чувства были самыми сильными в ее жизни. До знакомства с Гарри других не существовало. И разве удивительно, что она полюбила его с первого взгляда? Он стоял, облокотившись на деревянные ворота, которые вели в церковный двор.
– Это Грин-Энд? – обратился он к ней с вопросом.
Кристина, будучи дочерью викария, давно привыкла общаться с незнакомыми людьми, поэтому без доли смущения ответила:
– Все верно. Некоторые думают, что здесь, у нас, вообще конец света.
[4]
– Именно это я и хотел сказать, вы меня опередили, – улыбнулся незнакомец. – Позвольте пройти?
– Конечно, – ответила Кристина. – На церковный двор доступ открыт всем.
Он изобразил благоговейный трепет, и они засмеялись.
– Надеюсь, мне еще не скоро понадобится здесь местечко.
Они снова засмеялись, и смеялись чуть дольше и чуть громче, чем того требовала шутка.
И в это мгновение с ними что-то произошло. Кристина даже почувствовала, как ускорился темп… Появилась вибрация…. нечто волнующее и волшебное, и это нечто завладело ими обоими. У нее запылали щеки, а глаза заблестели. Она видела восхищение в глазах незнакомца – а разве он незнакомец? В тот момент ей казалось, что он – олицетворение всего, о чем она мечтала или читала.
Они осмотрели церковь – во всяком случае, Кристина показывала Гарри церковь, он же смотрел только на нее. Прохладный полумрак здания, сложенного из серых камней, и их приглушенные голоса только обостряли ощущение близости и пробуждали в ней не изведанный ранее восторг.
Они снова вышли на солнечный свет – никогда в жизни солнце не казалось ей таким ярким и ослепительным.
– Где вы собираетесь остановиться? Где-нибудь поблизости? – спросила Кристина и поняла, что в ее вопросе скрывается тревога: увидится ли она с ним снова? Или он уедет навсегда?
– Вообще-то да, – ответил Гарри. – До настоящего момента я в этом сомневался.
Она поняла намек, и ее охватила сладостная дрожь.
– Как вас зовут? – поинтересовался он.
Ей показалось странным, что он до сих пор не знает.
– Кристина Диллон. Мой отец викарий Грин-Энда.
– Вы живете здесь постоянно?
Гарри перевел восхищенный взгляд на крохотную деревушку с домиками с соломенными крышами и садиками, изобиловавшими цветами.
– Да, вон там наш дом. – Кристина указала на дом через дорогу. – Он называется «Четыре ивы». Наша семья живет в нем много лет. А дом священника вон там, рядом со школой.
– И вам здесь не скучно?
Кристина на секунду задумалась.
– Я никогда не знала другой жизни, – ответила она, – поэтому мне не может быть скучно.
Она произнесла все это с некоторым вызовом. Ей не хотелось, чтобы он осуждал ее и с пренебрежением относился ко всему, что было ей дорого.
Словно подслушав ее мысли, Гарри тут же развеял все ее опасения.
– Вы слишком совершенны! – сказал он. – Не верится, что здесь нет никакого подвоха.
– Никакого, насколько мне известно, – улыбнулась Кристина.
Часы на церкви пробили четыре. Кристина лихорадочно соображала. Рискнуть и пригласить его на чай? Но какой предлог придумать? Да, рискнуть. А почему бы нет? Что может ее остановить? На чай заходит множество людей – скучных и занятых только добрыми делами. Почему она не может пригласить кого-то другого? Так рискнуть?
Она оглядела идеально сидевший на Гарри серый фланелевый костюм, красную гвоздику в петлице, мягкую шляпу, надвинутую на глаза и слегка заломленную набок. Гарри и ее отец… она едва не расхохоталась при мысли об их знакомстве. И бросилась в омут.
– Приглашаю вас зайти к нам на чашечку чаю, мистер?.. – Она сделала паузу.
– Хантер, Гарри Хантер.
Он посмотрел на нее выжидательно, как будто готовился услышать звуки фанфар.
– Так вы зайдете?
По выражению его лица Кристина поняла, что он удивлен. Так чего же он от нее ожидал?
– С удовольствием выпью чаю. Вы чрезвычайно любезны. Вы уверены, что никто не будет возражать?
– Надеюсь, не будет.
Ее тон сказал ему о многом, и он последовал за ней через дорогу к воротам, которые вели в сад «Четырех ив». Чай обычно сервировали на лужайке, и Кристина предложила Гарри присесть на один из жестких зеленых садовых стульев, расставленных симметрично вокруг стола.
– Подождите здесь, – сказала она. – Я пойду сообщу отцу.
– А это обязательно? – Казалось, его удручает одна мысль о расставании с ней.
– Боюсь, обязательно.
– Тогда постарайтесь вернуться поскорее… Кстати, пока вы не ушли, посоветуйте, о чем мне говорить с викарием?
Именно в это мгновение Кристина впервые испугалась того, что сделала.
– Вы должны дать ему понять, что вам интересна церковь, – поспешно заговорила она. – Ведь я вам немало рассказала о ней.
– А я не услышал ни слова. Я смотрел на ваши губы.
Кристина покраснела, страх, владевший ею, усилился.
– Я схожу за отцом.
Она быстро пошла прочь, пока Гарри не успел остановить ее…
– В самом деле, Кристина, – сказал преподобный Уильям Диллон несколькими мгновениями позже, – не понимаю, зачем ты пригласила на чай совершенно чужого человека. Если бы мы приглашали к своему столу всех, кто приезжает взглянуть на церковь, мы могли бы уже открыть ресторан.
– Извините, отец, но мне показалось, что он заинтересовался. Он задавал столько вопросов, что я не смогла ответить на все и подумала, что лучше привести его к вам.
Это был правильный ответ. Уильям Диллон довольно улыбнулся. Церковь в Грин-Энде, построенная в саксонском стиле, была его главным увлечением. Мысленно он называл ее «моя церковь» и тратил на нее значительную часть собственных денег – на реставрацию, на поддержание ее красоты и на изыскания в древних архивах и книгах графства. Он планировал однажды опубликовать краткий очерк об истории церкви Святого Христофора в Грин-Энде, однако это было его тайной, он не рассказывал о ней даже самым близким людям.
– Отлично, Кристина, – заключил он, вставая из-за стола. – Пойду познакомлюсь с этим джентльменом. Как, ты сказала, его зовут?
– Мистер Хантер.
– Хантер? Никогда не слышал о нем, – пожал плечами викарий и вышел в сад.
Позже, сидя наедине с Гарри, Кристина мысленно улыбалась, думая, что ему было полезно узнать, что о нем не слышали по крайней мере два человека в Англии. Его слишком переполняло осознание собственной значимости и популярности, он гордился бесконечным потоком писем от поклонников и фанатичным восторгом женской части зрителей. Поэтому для него стало своего рода шоком, что два человека – причем один из них женщина – не только никогда не слышали о нем, но и ничего не знают о жизни, которую он считал крайне важной.