— А ты что-нибудь знала про его брата? Может, папа знал?
Она раздраженно взмахнула рукой:
— Пирс знал о нем, это ни для кого не было тайной. Все воспринимали как факт, что у Джорджа есть брат, с которым он никогда не встречается и даже по телефону не разговаривает.
— И ты не находила это странным?
— Не мое, да и не твое дело судить их. Я всегда думала, что просто каждый из них пошел своей дорогой. Твой дед всегда жил за границей, пока несколько лет назад не ушел на пенсию, а его сыновья… Впрочем, я едва помню, где они сейчас находятся. Ну, да это легко выяснить.
— Дядя Герард в Кейптауне. Дядя Луис в Токио, а дядя Тревор в Лос-Анджелесе. Не так уж трудно поддерживать связь с родственниками. Видимо, между ними произошло что-то серьезное.
— Этот вздорный старик просто выжил из ума! — заявила Уинифред. — Вот что с ним произошло. Не знаю, причиной тому его диагноз или преклонный возраст. Надеюсь он хотя бы тебя послушает. Ты единственный, кто может его уговорить. Он поддался страху и уехал бог весть куда с неизвестной женщиной, тогда как должен находиться здесь, с нами!
Россу стало ее жалко. Да, его мать была неисправимой эгоисткой. Но ее с дедом связывала любовь и тоска по Пирсу. Из всей семьи, пожалуй, только Росс и дед понимали, что Уинифред ужасно боится понести еще одну утрату и не только из-за денег.
Раз в год, в день гибели Пирса, Уинифред посещала кладбище ветеранов войны в Фэрмингдейле на Лонг-Айленде. Там она со слезами возлагала венок на одно из памятных надгробий в бесконечных рядах таких же памятников, которые отличаются друг от друга только выгравированными именами. И каждый год свекор ездил вместе с ней, прилетая из Парижа или из любого другого места, где в данный момент работал.
— Он совершенно бессердечный, эгоистичный старик, если может так относиться к своим родственникам! — с негодованием повторила она.
— Ну конечно, такой упрек сразу заставит его примчаться сюда, — усмехнулся Росс.
— Но я не собираюсь ему это говорить.
— Иногда и без слов можно догадаться о том, что человек думает. — Он помолчал, а потом вдруг спросил: — Мам, а ты хорошо знала деда? Ты любила его или просто была благодарна ему за ту заботу, с которой он к нам относился после гибели папы?
— Не говори глупостей! Эти вещи невозможно разделить. — Потом вдруг она расплакалась. — Конечно, я всегда его любила! За кого ты меня принимаешь?
Росс погладил ее по плечу, ценя редкий случай искренности со стороны матери. Она похлопала его по руке и отошла к окну. Они никогда не чувствовали себя друг с другом легко и непринужденно. Росс был слишком взволнован, чтобы усидеть на месте.
— Пожалуй, поеду искать деда. Если выеду прямо сейчас, то успею выбраться из города до того, как все дороги будут забиты пробками.
— Но ты только что приехал.
— Поедем со мной, — предложил он.
— Не могу, у меня слишком много дел…
Росс оставил при себе свое замечание относительно ее занятости.
— Ну хорошо, останусь на обед, — уступил он. — А потом возьму машину.
— Слава богу, я успела! — выскочив из такси у охраняемой парковки на краю города, воскликнула Натали Свит. — Твоя мама сказала, что если я поспешу, то поймаю тебя.
Росс бросил ключи на капот машины, широко распахнул руки, и Натали бросилась к нему на грудь. Они крепко обнялись, и Росс закрыл глаза, вдыхая исходящий от ее волос ванильный запах жевательной резинки, напоминавший ему их детство. Господи, какое счастье, что у него есть Натали! Они встретились в закрытой школе в Лугано, в Швейцарии. Оба были испуганными ребятишками, впервые в жизни оказавшимися далеко от дома.
Откинувшись назад, он оторвал ее от земли.
— Я тоже чертовски рад, что ты застала меня.
— Добро пожаловать домой, солдат, — взволнованно и ласково сказала она.
— Спасибо. — Он опустил ее на площадку. — Ты потрясающе выглядишь, Нэт. Писательская жизнь идет тебе на пользу.
Она засмеялась:
— Скорее, это заработок идет мне на пользу. Ты только посмотри, какой я стала толстой! — Она уперла руки в бока.
— Да ты просто прелесть!
Она всегда была хорошенькой, во всяком случае для Росса. Не красавицей в классическом понимании, а симпатичной, с детства знакомой девочкой, свежей, как румяное яблочко.
— Значит, в газете у тебя все в порядке? — спросил он.
— Я все расскажу тебе по дороге. — Она засмеялась, увидев его удивленное лицо. — Ты угадал, солдат, я еду с тобой.
— Что-то не припомню, чтобы я тебя приглашал.
Она показала на распухшую сумку, которую поставила на тротуар.
— А ты и не приглашал. Но я тебе пригожусь, и мы оба это знаем. Чем мы с тобой не герои «Следующего поколения»?
В школе они с Натали сходили с ума от дублированного фильма «Звездный путь: Следующее поколение», который смотрели по национальному каналу Италии. Росс до сих пор помнил, как звучит на итальянском языке фраза «Живите долго и счастливо».
— Слушай, это, конечно, здорово, но я поеду один. Это тебе не увеселительная прогулка.
— Ты что, так ничего и не понял? — Она шутливо стукнула его по руке. — Да я лучше поскучаю с тобой, чем пойду веселиться с кем-то другим. Так что давай двигаться, а не то застрянем в пробке.
— Ты со мной не едешь, и все!
— Зачем ты тратишь время на спор, который все равно проиграешь?
— Черт! Ну ты и вредина!
Через несколько минут они уже были в плотном, но движущемся потоке машин, покидающих город.
— Спасибо, что взял меня с собой, — сказала Натали. — Машина просто обалденная!
Росс всегда считал, что мать умеет выбрать машину. Ехать в спортивной модели «астон-мартин» с откидным верхом было все равно что кататься на карусели. Он давно уже не водил машину, где не нужно было одновременно занимать обе руки и обе ноги.
— Можно подумать, ты меня спрашивала, — усмехнулся он.
— Ты же знаешь, я всегда любила Джорджа, вот мне и захотелось хоть чем-то ему помочь в непростой ситуации.
— Да, это самое сейчас главное — разобраться в ситуации, — сказал Росс. — Я не могу пренебрегать тем, что сказала мне мать. По ее словам, он страдает слабоумием и не способен судить здраво. А значит, может оказаться жертвой недобросовестной медсестры.
Она коснулась его руки:
— Росс, я так рада, что ты вернулся. Я хотела бы узнать, каково там тебе было — когда ты сможешь об этом рассказать.
— Да, признаться, пока я к этому не готов. — Душевная травма от пережитого на войне была еще слишком свежа, чтобы обсуждать ее с кем-нибудь, даже с собой. Когда-нибудь он испытает потребность поговорить о том времени, рассказать о том, что видел и делал.