Мы снова занялись любовью. Медленно, без той спешки, что поначалу… но постепенно нас снова охватило безумие. Маргит была по-прежнему страстна, она бросалась в любовь с какой-то первобытной жадностью. У меня никогда еще не было такого секса — и оставалось лишь надеяться, что мой собственный пыл хотя бы дотягивает до ее уровня.
Когда все было кончено, в комнате повисла тишина. Потом она встала и вернулась с сигаретами и пепельницей. Я наполнил бокалы шампанским. Закурив, Маргит сказала:
— Жизнь в Париже, похоже, тебя испортила.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что ты не критикуешь меня за курение. Какой же ты американец, если не принуждаешь меня к здоровому образу жизни, не читаешь мне нотации о том, что пассивное курение вредит твоим легким?
— Не все американцы такие зануды.
— Ну, во всяком случае, те, кого мне доводилось встречать…
— Ты когда-нибудь бывала в Штатах?
— Нет, но…
— Позволь, я угадаю. Ты, наверное, встречала таких дотошных американцев в салоне мадам?
— Я бываю там очень редко.
— Значит, мне повезло в тот вечер.
— Можно и так сказать.
— Почему же ты ходишь туда, если тебе там не нравится?
— Я не могу сказать, что не нравится. Мадам действительно нелепа — до сих пор живет иллюзией, будто она человек искусства… Банальная история: в шестидесятых она познала пятиминутную славу в качестве музы художника, потом скоротечный брак с богатым мужем…
— Так вот откуда большая квартира.
— Конечно. Ее мужа звали Жак Жавель. В те времена он был крупным кинопродюсером — в основном снимал мягкое порно и на нем быстро разбогател. Жак женился на Лоррен, когда та еще была сексуальной, цветущей mannequin,
[103]
при этом он продолжал встречаться со своими двумя давними любовницами. Удивительно, но Лоррен, со своей странной американской моралью, не стала мириться с подобной сексуальной вольницей и разорвала брак. Из развода она вышла с одной лишь квартирой, не более того. Красота ее пошла на убыль, к тому же она не смогла приспособиться к меняющимся временам. Впрочем, как сказать… Она придумала себе новый образ — опекунши для одиноких сердец. Салон приносит стабильный доход, и хотя бы на несколько часов каждый воскресный вечер она может притворяться важной персоной. Я захаживаю туда пару раз в год. Иногда приятно выйти в свет и пообщаться с людьми.
— У тебя не так много друзей в Париже?
— Нет… но меня это не беспокоит. С тех пор как я потеряла дочь и мужа…
— Ты и мужа потеряла?
Она кивнула и продолжила:
— …я веду замкнутую жизнь. Мне это нравится. Одиночество благотворно.
— В нем есть свои прелести, это точно.
— Если ты писатель, ты должен ценить одиночество, нет другого выбора, кроме как быть одному. В любом случае, когда я пишу, время на работе летит быстрее.
— Что ты делаешь всю ночь, помимо того, что пишешь?
— Сижу в комнате, слежу за тем, чтобы никто из посторонних не прорвался в помещение, впускаю на склад рабочих, занимающихся отгрузкой мехов…
— Никогда не думала, что меховые склады работают круглосуточно.
— Этот склад работает.
— Понимаю, — сказала она. — И как ты получил эту работу?
Я вкратце рассказал ей, как приехал в Париж, как попал в отель, каким негодяем оказался дневной портье, как тепло ко мне отнесся Аднан, как его задержала полиция, а так же обо всех прочих случайных событиях, которые привели меня в chambre de bonne и в конце концов помогли найти работу.
— Похоже на похождения плута, — заметила она. — Стычка с классическим парижским connard…
[104]
мсье… как его звали?
— Мсье Брассёр из отеля «Селект» на улице Франсуа Милле в Шестнадцатом округе. Если есть кто-то, кого ты ненавидишь, посылай его туда.
— Буду иметь в виду. Но зато у тебя появился фантастический материал, n’est-ce pas?
[105]
Негодяй-портье обирает тебя до нитки, и ты оказываешься в chambre в lе quartier turc.
[106]
Уверена, все те годы, что ты практиковал свой французский в… Как называлось то место, где ты жил?
— Итон, Огайо.
— Никогда не слышала. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что я никогда не бывала в Америке…
— Полагаю, о существовании Итона в штате знают не все американцы. Единственная достопримечательность нашего городка — колледж Кру, хотя колледж ничего из себя не представляет.
— Но именно там начались все твои неприятности, да?
Я кивнул.
— Впрочем, это уже совсем другая история, не так ли? — спросила она.
— Может, и нет. Я бы предпочел не возвращаться к этой теме.
— Тогда не будем.
— Маргит снова впилась в меня глубоким поцелуем. Потом затушила сигарету, допила шампанское и сказала:
— А теперь я должна попросить тебя уйти.
— Что? — опешил я.
— У меня есть неотложные дела.
— Но еще нет даже… — Я взглянул на часы, — восьми.
— У нас был чудесный cinq-a-sept…
[107]
настолько чудесный, что едва не стал cinq-a-huit.
[108]
— Но я думал, мы проведем вместе вечер…
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что, как я уже сказала, у меня дела.
— Ты сейчас похож на маленького мальчика, которого выгоняют из шалаша на дереве.
— Спасибо, — произнес я с обидой в голосе.
Она обхватила мое лицо руками.
— Гарри, не надо так. Ты просто должен принять тот факт, что сейчас я занята. Но мне очень хочется, чтобы мы вместе провели еще один вечер.
— Скажем, дня через три.
— Так нескоро?
Она приложила палец к моим губам:
— Я думаю, тебе не надо объяснять.
— Но я просто хотел увидеть тебя раньше, вот и все.
— Вот и увидишь — через три дня.
Ее палец снова коснулся моих губ.
— Не стоит заходить слишком далеко.
— Хорошо.