– Панарин. Первое, второе звенья – на полосу!
…Динамики надрывались – похмельный Брюс изливал душу,
немилосердно терзая баян:
И нельзя мне дальше, не имею права,
можно лишь от двери до стены.
И нельзя мне влево, и нельзя мне вправо,
и нельзя мне солнца, и нельзя луны…
– Ты шпалер забыл. – Сенечка подал ему ремень с
кобурой.
Чертыхнувшись про себя, Панарин застегнул тяжелую пряжку и
закурил. На галерею диспетчерской он не смотрел – в последнее время Клементина
завела дурную привычку провожать его в полет, как он ни запрещал, и торчала
сейчас у перил вместе с женой Сенечки Босого.
– И моя гитара – две струны… – зло проворчал Панарин.
Ветер трепал ему волосы, высекал искры из сигареты.
– Что с тобой? – тихо спросил Леня Шамбор, здоровенный
и белозубый, как всегда, загорелый и веселый, как всегда, любимец молодых
поварих и ученых дам средних лет.
Панарин оглядел их всех, собравшихся в кружок. Они уже
надели шлемы, застегнули комбинезоны и оттого казались Очень одинаковыми. Да
так оно и было. Все индивидуальное на время полета оставалось на земле – и то,
что Петя Стриж в юности тянул срок за взлом пивного ларька, Коля Крымов отсылал
половину зарплаты младшей сестре-студентке, а Панарин не на шутку влюбился в
Клементину. И то, что за Сенечку Босого регулярно беспокоилась молодая жена,
Станчев изобретал самогонный аппарат с дистанционным управлением и речевым
синтезатором, а Чебрец учил Магомета стоять на голове. И все такое прочее.
Бетонка, словно лазерный луч, отсекала все побочное, и оставались господа
альбатросы, короли синего прозрачного воздуха.
– Ну, шантрапа, в седла. – Панарин затоптал
окурок. – И помните – нервы на максимум. Набить баки «взвесью» – и
драпаем. При отходе, если начнется заварушка, строя не соблюдать, каждый
прорывается, как может. Гойда!
Он нахлобучил шлем и был доволен собой – все-таки не
оглянулся на галерею.
Семерка шла на реактивных «Сарычах» – при всей своей к ним
неприязни Панарин решил, что сейчас потребуется не надежность, а скорость и еще
раз скорость. Хапнуть и смыться, словно карманники, зло подумал он.
Предположим, так было не впервые, но тогда чуть позади, чуть выше не маячила
тройка истребителей «Славутич»…
– Звенья, вниз, – приказал он. – Заборники
открыть, начинаем уборочную кампанию, каковой ответим врагу на третий инфаркт
Президента Всей Науки.
– Первое звено пошло.
– Второе начинает.
Собственно, в Ведьминой Гати не было ничего особо страшного
всего-навсего протянувшееся на десяток квадратных километров хаотическое
нагромождение стометровых стволов неизвестных деревьев, покрытых морщинистой
синей корой. В солнечные дни от них поднимались струйки голубоватых газовых
пузырьков пресловутая «взвесь», сулившая небольшую революцию в ряде отраслей
промышленности и камерный погромчик в квантовой химии. Вот только собирать ее,
проклятую, приходилось буквально по пузырьку.
– Первый улов.
– Мы тоже.
– Поздравляю, – сказал Панарин. – Кто первый
набьет баки, тут же сматывается домой, и без диспутов мне!
Они принялись за работу. Нужно было угадать по взбухающему
меж стволов пузырю – который выброс окажется наиболее богатым, потом изловчиться
и загнать его в бак. Это в теории. А на практике – ювелирное маневрирование
двигателями, рулями управления и соплами вертикальной тяги, отточенная
акробатика.
Семь самолетов выплясывали дикий танец над сплетением
гигантских ослизлых стволов. Выше ходили по кругу истребители. Панарин больше
следил за окрестностями – все-таки в его задачу входило не столько ловить
пузыри, сколько осуществлять руководство операцией. Ничего угрожающего в
окрестностях не наблюдалось. Слева мелькнули две искрящиеся золотые змейки, но
Сенечка бросил самолет в сторону как раз вовремя, а второй раз змейки не
нападали. Правда, никто не знал до сих пор, живые это существа, или особый вид
молний, и никто не знал, почему от Ведьминой Гати не вернулось звено Парселла…
Коля Крымов и Чебрец наполнили баки, и Панарин приказал им
убираться к чертовой матери. Приказ они выполнили, но еще долго ворчали под
нос, удаляясь быстрее звука.
– Я – восьмой, – в который уж раз доложил майор
Кравицкий. – Все спокойно, ничего подозрительного.
– С чем вас и поздравляю, – проворчал Панарин. –
Ну как там, обормоты?
– Имею две трети.
– Я тоже.
– У меня половиночка.
– Так, – сказал Панарин, быстро прикинув в уме. –
Еще один заход – и сматываемся.
– Черт… – услышал он удивленное оханье майора.
– В чем дело? – рявкнул Панарин.
– Да показалось…
– Тут никогда ничего не кажется, ясно? – сказал
Панарин. – Что наблюдали?
– Я все же уверен…
– Что наблюдали? – спросил Панарин.
Майор немного смущенно доложил:
– Наблюдался летательный аппа-рат – тихоходный биплан
устаревшей конструкции, предположительно «Ньюпор-Рон-111» или аналогичного
класса. Описал круг, пилот грозил кулаком. Из-за разницы в скорости не
установил, когда он появился и в каком направлении исчез.
Панарин ничего не успел сказать – закричал Сенечка:
– Мужики, Ружич!
– Нужно делать ноги.
– Вот именно. Бугор, лучше бы нам драпануть…
«Стервецы, – подумал Панарин, – все о Ружиче вы знаете лучше моего,
садились здесь вы раньше меня… в чем вы еще меня опередили?»
– Разговорчики, господа Альбатросы, – сказал он. –
Призрака испугались?
– Тим, там на горизонте что-то синее закопошилось.
– Точно!
– Я – восьмой, майор Кравицкий! Наблюдаю на горизонте
быстрое перемещение неопознанных синих субстанций! Направление движения
предположительно в нашу сторону!
– Все назад! – крикнул Панарин. – Алярм, все
назад!
– Звено, я восьмой, – услышал он голос
Кравицкого. – Все за мной, прикрываем отход, делай, как я!
Панарин повел своих вверх, надеясь перепрыгнуть на скорости,
успеть, миновать это скопище медузообразных синих сгустков, широким фронтом
несущихся навстречу. Но чутье подсказывало: мирно разойтись не удастся. Медузы
неслись, не уступая самолетам в скорости, истребители мчались им навстречу, и
вспыхнули зеленые молнии – Кравицкий стал бить из лазерных пушек. Несколько
медуз пыхнули дымными облачками, разлетаясь в клочья, небо заполнили какие-то
синие разлапистые хлопья, извивающиеся, бесконечные алые спирали, искристые
разряды. «Славутич» Кравицкого вспыхнул, словно пучок соломы…
Это был лабиринт из невиданных ранее опасностей, и Панарин
шестым чувством, драной шкурой сообразил: хлопья неопасны, неопасны и спирали
(его самолет только что без всяких последствий рассек крылом одну), а вот сами
медузы… Он не понимал, каким образом они уничтожали, но увидел – второй «Славутич»,
дымя, пылая, провалился вниз…