— Мне. Но он не осмелится, если Пол все еще не будет
обручен. Видишь ли, Питер очень застенчивый и всегда считал, что я тайно
влюблена в Пола, чего, конечно, нет и быть не может. Но будь это и так, папа
никогда не позволил бы мне выйти за Пола, потому что он ужасный мот и его земли
заложены.
Уитни осела на стуле и потрясенно уставилась на Элизабет.
— Питер Редферн застенчив? — переспросила она. — Элизабет,
мы говорим об одном и том же Питере Редферне? О том, кто пытался надрать мне
уши в день пикника, когда ты свалилась с дерева?
— Да, только он всегда смущается в моем присутствии.
Лишившись от изумления дара речи, Уитни представила
веснушчатое лицо и редеющие рыжие волосы Питера и попыталась понять, как
удалось ему завоевать хрупкую воздушную красавицу Элизабет, за которой всегда
преданно ухаживал Пол.
— Ты хочешь сказать, — пролепетала она, — что все эти годы
была влюблена в Питера?
— Да, — всхлипнув, призналась Элизабет. — Но если ты всем
расскажешь, что не собираешься выходить за Пола, Питер снова, как всегда,
устранится и уступит ему место. И тогда я… я…
Элизабет поспешно вытащила из ридикюля изящный кружевной
платочек и зарыдала, аккуратно промокая глаза. Уитни задумчиво склонила голову
набок:
— Интересно, как тебе удается плакать так аккуратно? Я
всегда всхлипываю и шмыгаю носом, и платье промокает так, что потом его
приходится выбрасывать.
Элизабет хихикнула сквозь слезы и снова вытерла глаза,
прежде чем умоляюще взглянуть на Уитни.
— Ты сказала, что причинила мне много неприятностей и теперь
жалеешь об этом. Если это действительно так, неужели не можешь подождать
несколько дней, прежде чем порвать с Полом? Питер вот-вот признается, что любит
меня, я в этом уверена.
— Ты сама не понимаешь, чего просишь, — пробормотала Уитни,
сжавшись. — Если сплетни дойдут до одной весьма значительной персоны и он
посчитает, что я действительно обручилась с Полом, моя жизнь не стоит и
фартинга.
Элизабет, казалось, снова была на грани слез, и Уитни
встала, колеблясь между уверенностью в том, что несколько дней не составят
разницы, и неописуемым страхом, что эта затея может кончиться несчастьем.
— Даю тебе три дня, — нехотя решилась Уитни, — прежде чем я
положу конец слухам.
После ухода Элизабет Уитни еще долго сидела в своей комнате,
размышляя и тревожась. Если все, включая слуг, открыто говорят о ее «обручении»
с Полом, Клейтон, несомненно, услышит обо всем, как только вернется. Он ясно
дал понять, что не потерпит, если люди посчитают, будто его невеста была уже
помолвлена с кем-то другим, и Уитни попыталась придумать веское доказательство
того, что в этом нет ее вины — собственно говоря, она при первой же встрече
сказала Полу, что не выйдет за него, в точности как обещала Клейтону.
Он взял с нее клятву в полной уверенности, что Уитни сдержит
слово, но единственным свидетелем разговора был Пол, а при нынешнем положении
дел вряд ли он готов подтвердить ее объяснения.
Уитни прикусила губу, обеспокоенная не только возможными
обвинениями в предательстве. Если раньше мысль о скорой свадьбе с Полом
поддерживала ее и давала мужество, теперь, потеряв любовь, она испытывала лишь
глубокий неподдельный страх перед яростью Клейтона. И чем больше пыталась найти
способ предотвратить беду, тем сильнее убеждалась, что единственным выходом
будет немедленно ехать в Лондон и самой объяснить Клейтону, что здесь
происходит. Он рассердится гораздо меньше, услышав все от нее, а не от
посторонних, и поймет, что винить Уитни не в чем. В конце концов, если, по
утверждениям сплетников, она действительно собирается замуж за Пола, почему в
таком случае она возвратилась в Лондон, чтобы встретиться с Клейтоном?
Уитни решительно встала, направилась в комнату тети и с
порога выпалила всю историю, включая сплетни относительно ее обручения с Полом
и провалившегося плана побега в Шотландию. Тетя Энн побелела, но продолжала
молчать, пока Уитни не договорила.
— И что ты намереваешься делать сейчас? — спросила она.
— Думаю, будет лучше, если я поеду в Лондон, остановлюсь у
Эмили и немедленно извещу его милость о своем приезде. Он, естественно, сразу
же навестит меня, и тогда я сама выберу нужный момент, чтобы рассказать ему обо
всем. Думаю, он не обратит внимания на разговоры, если поймет, что моей вины
тут нет.
— Я поеду с тобой, — немедленно вызвалась тетка. Уитни
покачала головой:
— Мне очень бы этого хотелось, но вдруг, хотя и
маловероятно, герцог вернется раньше, и мы не успеем повидаться, а в таком
случае он обязательно услышит толки и, несомненно, сразу же явится сюда.
Полагаюсь на тебя. Успокой его и объясни все.
— Какая радужная перспектива, — сухо бросила тетя Энн, хотя
на ее лице играла улыбка. — Хорошо, я остаюсь. Но, предположим, тебе удастся
встретиться с ним в Лондоне. Что ты ему скажешь?
Уитни раздраженно нахмурилась:
— Очевидно, придется выложить всю правду: как я испугалась,
что он может вернуться и поверить, будто, несмотря на его предупреждение, я не
подумала отказать Полу. Хотя, честно говоря, нахожу просто унизительным, что
приходится мчаться в Лондон, словно он мой разгневанный хозяин. Этот человек
появился в моей жизни несколько месяцев назад, и с тех пор я похожа на
марионетку, танцующую на ниточках под его дудку. Это я ему тоже выскажу, —
решительно закончила Уитни.
— Но поскольку ты так твердо настроена искренне высказать
свои чувства, почему бы не признаться также, что испытываешь к Уэстморленду не
просто интерес, а нечто большее и готова теперь добровольно выполнить условия
брачного контракта? — предложила тетя Энн. — Уверяю, он будет бесконечно рад
слышать это.
Уитни, словно обожженная, взметнулась с дивана.
— Ни за что! — запальчиво объявила она. — Учитывая, что
Клейтону всегда было все равно, согласна ли я выйти за него, и он нисколько не
сомневался в неизбежности нашей свадьбы, не понимаю, почему я должна тешить его
тщеславие и объявлять, что готова стать его женой! Кроме того, я еще ничего не
решила.
— А я думаю, ты сейчас кривишь душой, дорогая. Спокойный
голос тети перебил Уитни на полуслове, однако девушка, упрямо тряхнув головой,
шагнула к двери.
— И если это может облегчить тебе признание, скажу, что, по
моему глубокому убеждению, этот человек любит тебя. Может, эта столь очевидная
истина потешит твое тщеславие?
— Ошибаешься, тетя Энн, — упрямо пробормотала Уитни. — Он ни
разу не намекнул, что я ему небезразлична. Я просто собственность, которую он
приобрел, ничего больше. И не проси меня пресмыкаться перед ним, у меня и так
почти не осталось гордости, и я не собираюсь ею жертвовать ни для того, чтобы
смирить его гнев, ни для того, чтобы польстить самолюбию.