Поджав губы, чтобы не расхохотаться, она кивнула на старую
племенную кобылу, спокойно щипавшую траву. Брюхо ее провисало почти до земли, а
хребет выдавался острыми углами. Клейтон проследил, куда указывала Уитни, и
лицо его исказилось гримасой холодного отвращения. Уитни вдруг подумала, что
будет куда забавнее, если Клейтон поплетется к месту пикника на древней кобыле.
— Томас! — позвала она. — Мистер Уэстленд решил ехать на
Леденце, так что…
— Обойдусь жеребцом! — рявкнул Клейтон и пригвоздил Уитни к
месту ледяным взглядом.
Та, пытаясь защититься, передернула плечиком:
— Почему бы вам просто не объяснить мне, где будет пикник, и
я спокойно доеду одна!
— Не имею ни малейшего намерения сделать это, как, впрочем,
не собираюсь удовлетворить и ваше желание видеть меня лежащим на земле под
копытами этого чудовища. Садитесь в седло и держите своего коня ближе к забору,
— резко распорядился он, кивнув на Хана. — У меня достаточно забот и без того,
чтобы еще и за вас переживать!
Эта высокомерная уверенность в том, что он сможет справиться
с жеребцом, несколько смягчила ее угрызения совести. Она вскочила на Хана и
повела его к дальнему концу загона, а потом, зажав поводья зубами, перевязала
шарфом волосы.
Грумы, конюхи и три садовника поспешили к загону
полюбоваться невиданным зрелищем. Томас и два грума удерживали скакуна, пока
Клейтон гладил грациозную шею, что-то тихо говоря. Вспомнив, как эта же самая
рука ласкала ее грудь, Уитни вспыхнула.
Клейтон поставил ногу в стремя, приподнялся и медленно
опустился в седло, стараясь не делать лишних движений, чтобы не встревожить
жеребца еще больше. Но, несмотря на все предосторожности, Опасный Перекресток
фыркнул и резко взбрыкнул. Тот, кто сидел в седле до Клейтона, был явно ниже
ростом, и на какое-то мгновение Уитни показалось, что Перекресток собирается
избавиться от нежелательного бремени, пока конюхи удлиняли ремни стремян.
Резвый скакун ни минуты не мог стоять спокойно и перебирал
ногами, готовясь выкинуть новый трюк. Уитни, злорадно радуясь, каждую минуту
ожидала, что Клейтон откажется от своей затеи. Но вместо этого он взял в руки
поводья, и грумы поспешно отскочили в сторону.
Все внимание Клейтона было сосредоточено в этот момент на
норовистом жеребце..
— Легче, легче, — успокаивал он, слегка ослабив поводья.
Опасный Перекресток гневно прядал головой, пытаясь закусить
удила и стараясь боком подобраться к ограде, то и дело вскидывая задом.
— Легче, легче…
Клейтон словно гипнотизировал жеребца, а поводья не давали
тому выйти из повиновения.
Уитни, широко раскрыв от изумления глаза, наблюдала, как
Опасный Перекресток, еще немного побунтовав, смирился и даже проскакал рысью
вдоль изгороди… Уши скакуна торчали вперед, и сам он выглядел так, словно
наслаждался происходящим и был крайне горд нести на себе такого превосходного
наездника. Клейтон дотронулся до боков коня хлыстом, давая знать, что пора
перейти на легкий галоп, и Перекресток мгновенно вскинул голову и ударил задом.
— Это хлыст, сэр, — весело крикнул Томас. — Бросьте его, и
конь успокоится!
В эту минуту Уитни простила Клейтона и постаралась забыть
обо всех обидах. Она была слишком хорошей наездницей, чтобы притвориться, будто
не поражена увиденным, и потому, не скрывая восхищения, наблюдала, как властно
управляется Клейтон с жеребцом. Он направился к ней, и Уитни, заулыбавшись, уже
хотела было воздать должное его искусству, но так и осталась с раскрытым ртом.
Клейтон, швырнув хлыст в ее протянутую руку, пренебрежительно бросил:
— Жаль, что разочаровал вас! В следующий раз поищите
кого-нибудь другого для своих детских игр!
— Вы настоящее чудовище, — прошипела Уитни, резко
размахнувшись.
Хлыст со свистом прорезал воздух и, вместо того чтобы
опуститься на плечо Клейтона, врезался в лошадиный бок. Разъяренный жеребец
взвился в воздух и помчался к изгороди, словно намереваясь проломить тонкие
планки, однако в последний момент передумал, одним прыжком взял препятствие и
понесся неведомо куда.
— О Боже! — прошептала Уитни, глядя вслед лошади и всаднику,
несущимся по пологим холмам, и, охваченная стыдом, поспешно отвернулась.
Однако чувство вины за собственную ребяческую попытку
отомстить еще более усилилось при виде Томаса, подбежавшего к ней с багровым от
ярости лицом.
— Так вот, чему вы выучились во Франции! Калечить безвинных
животных! — проревел он. — Да этот конь сроду больше никого не подпустит,
дурочка вы этакая!
Повернувшись, он побежал в конюшню, спеша скорее оседлать
лошадь и отправиться на поиски жеребца.
Уитни едва удержалась, чтобы не последовать за Томасом,
объяснить, что она намеревалась ударить не коня, а всадника. Жеребец был уже
далеко и быстро превращался в едва различимое пятнышко на горизонте, так что не
представлялось никакой возможности разглядеть, держится ли еще в седле Клейтон.
Лихорадочно оглядываясь, Уитни видела вокруг лишь одни неодобрительные лица.
Слуги и конюхи поспешно отводили глаза.
Больше она не могла оставаться здесь и терпеть их молчаливое
осуждение. Уитни повернула Хана и поехала вдоль ограды загона, но, добравшись
почти до конца, внезапно поняла, что не имеет ни малейшего представления, куда
ехать, и поэтому нерешительно натянула поводья. Справедливости ради ей следует
остаться здесь и покорно принять все последствия своего безобразного поведения.
Что, если Клейтона принесут на носилках? В этом случае просто необходимо не
трогаться с места, чтобы быть наготове и помочь, чем можно.
Она вновь направилась к конюшне, но вторично натянула
поводья. Вдруг Клейтон удержится в седле и прискачет назад на Опасном
Перекрестке? Она от всей души надеялась на это, но тогда уж лучше оказаться
подальше отсюда. Стоило лишь представить, каков он в гневе, и руки Уитни
невольно затряслись от страха.
— Трусиха! — выругала она себя и, взмахнув поводьями,
направилась к дому Севаринов, где решила узнать, куда собиралась поехать на
пикник остальная компания.
Хан вскинул голову, натянул поводья, явно недоумевая, почему
плетется шагом. Коню хотелось размяться, но Уитни, окончательно пав духом, не
желала его подгонять. Никогда в жизни не чувствовала она себя так
отвратительно. Почему, почему, стоило ей приехать на родину, как все усилия
исправиться пошли прахом, а жизнь снова превратилась в ад? Как она ненавидит
себя за глупую вспыльчивость, от которой, казалось, совершенно избавилась во
Франции?
После нескольких минут жесточайших упреков и справедливых
обвинений Уитни снова вспомнила о случившемся. В хорошенький же переплет она
попала! Вряд ли такое сойдёт ей с рук. Не дай Бог, конь сломает ногу, и его
придется пристрелить! Но так или иначе, отец никогда не простит ее за эту
выходку.