– Кто? – спросила она. – Кто говорил тебе? Где ты это
достал? – Лицо ее стало меняться, все больше напоминая морду рептилии. Мэри в
роли следователя в мистическом триллере, пристально глядящая в глаза
подозреваемому: Ну, давай, Мак-Гонигал, решай, какой способ допроса ты
выбираешь – жесткий или мягкий? Потом стало еще хуже: она напомнила ему об
историях Говарда Лавкрафта, которые он читал еще в детстве. В этих жутковатых
рассказах абсолютно нормальные люди превращались в рыбоподобных ползучих тварей
– по воле Старейшин. Лицо Мэри стало покрываться чешуей и отдаленно напомнило
ему голову угря.
– Какая разница? – испуганно сказал он. – Почему бы тебе не
оставить меня в покое? Когда ты, наконец, перестанешь мне досаждать? Я ведь
тебя не трогаю.
Ее лицо отпрянуло и вновь стало похожим на лицо Мэри –
обиженное, недоверчивое, – и он почувствовал легкое раскаяние. – Хорошо, Барт,
– сказала она спокойно. – Ты можешь творить над собой все, что душе твоей
угодно. Но прошу тебя, не впутывай в это меня. Это не слишком обременительная
просьба?
– Конечно, н… Но она не дослушала его ответ. Она
развернулась и быстро пошла в сторону кухни, не оглядываясь. Он почувствовал
раскаяние, но вместе с тем и облегчение. А вдруг кто-то еще попытается с ним
заговорить? Тогда он будет разоблачен. Он не способен говорить с людьми
нормально, только не в таком состоянии. Он даже не может одурачить их, выдав
себя за пьяного.
– Аферрррррррра, – сказал он, нежно раскатывая по небу. На
этот раз ноты вылетели изо рта по прямой – все они были с флажками. Он может
выдувать ноты хоть всю ночь и чувствовать себя при этом абсолютно счастливым,
лично он не имеет ничего против. Но только не здесь, где любой может подойти и
заговорить с ним. Может быть, в каком-нибудь тихом месте, где он сможет
услышать свои мысли. А эта вечеринка создавала полную иллюзию, что он стоит за
огромным водопадом. Трудно думать в таком хаосе. Лучше отыскать какую-нибудь
тихую заводь. Может быть, негромко включить радио, послушать музыку. Он
чувствовал, что тихая музыка поможет ему думать. А думать было о чем.
Он ощутил абсолютную уверенность, что люди то и дело искоса
на него поглядывают. Наверное, Мэри уже раззвонила всем и каждому. Я так
беспокоюсь. Барт нажрался мескалина. Сплетня распространится от группки к
группке. Они будут делать вид, что танцуют, пьют и разговаривают, но на самом
деле они будут украдкой наблюдать за ним, шептаться у него за спиной. Он
абсолютно в этом уверен. Это кррррристально ясно.
Мимо него проходил человек, слегка покачиваясь и неся в
руках очень высокий бокал. Он ухватил человека за лацкан его спортивного
пиджака и хрипло прошептал ему в ухо:
– Что они обо мне говорят?
Человек наградил его отрешенной улыбкой и выдохнул ему в
лицо пары скотча. – Я это обязательно запишу, – сказал он и двинулся дальше.
В конце концов, он добрался до кабинета Уолтера Хэмнера.
Сколько времени прошло с того момента, как он пришел на вечеринку, оставалось
для него полной тайной. Когда он закрыл за собой дверь, гул вечеринки стал
звучать куда тише, принеся облегчение его истерзанному слуху. В нем зарождался
страх. Мескалин не только не перестал действовать, но с каждой минутой подчинял
его себе все сильнее и сильнее. Ему показалось, что он пересек гостиную, не
успев и глазом моргнуть – в буквальном смысле этого выражения. Еще одно столь же
краткое мгновение понадобилось ему для того, чтобы миновать темную спальню, где
на кровати была навалена гора пальто. Третье мгновение перенесло его в холл.
Нить последовательного нормального существования разорвалась, и бусины
реальности брызнули во все стороны. Связность событий утратилась. Чувство
времени распалось на фрагменты. Что если он никогда не вернется к своему
обычному состоянию? Что если он останется таким навсегда? Ему пришло в голову,
что неплохо бы свернуться калачиком и поспать, но он не знал, удастся ли ему
заснуть. А если удастся, то одному Богу известно, какие сны ему приснятся. Он с
ужасом вспомнил о том, с какой легкостью и беззаботностью принял он таблетку.
Это совсем не было похоже на состояние опьянения. Внутри, в самом центре его «я»,
уже не было мерцающего зернышка сознания, которое никогда не становилось
пьяным. Центр исчез, и безумие завладело им полностью.
Но здесь ему стало лучше. Может быть, здесь он сумеет
восстановить контроль над собой. Во всяком случае, если он выкинет какую-нибудь
идиотскую штуку, то никто…
– Эй, привет.
Он испуганно вздрогнул и посмотрел в угол. Рядом с одним из
книжных шкафов Уолтера в кресле с высокой спинкой сидел человек. На коленях у
него лежала открытая книга. Но был ли это человек? В комнате был только один
источник света – лампа на маленьком круглом столике по левую руку от
незнакомца. Ее свет отбрасывал на его лицо длинные тени, так что глаза его
казались черными провалами, а щеки вырисовывались зловещими, сардоническими
пятнами. На мгновение ему показалось, что он столкнулся лицом к лицу с самим Сатаной,
забредшим в кабинет Уолли Хэмнера. Потом незнакомец встал, и он убедился, что
это человек, самый обычный человек. Высокий парень лет шестидесяти, с голубыми
глазами и носом, о который не раз разбивали бутылки в пьяных драках. Однако в
руках у него не было стакана со спиртным. На столике также ничего не было
видно.
– Еще один странник, – сказал человек и протянул руку для
рукопожатия. – Фил Дрейк.
– Бартон Доуз, – ответил он, все еще не сумев прийти в себя
от страха. Они пожали друг другу руки. Рука Дрейка была скрючена и покрыта
старыми шрамами – возможно, от ожога. Но он ничего не имел против того, чтобы
пожать ее. Дрейк. Фамилия показалась ему знакомой, но он никак не мог
вспомнить, где он слышал ее раньше.
– С вами все в порядке? – спросил Дрейк. – Вы выглядите
малость…
– Я под кайфом, – сказал он. – Я принял мескалин и, Господи,
как же я улетел. – Он посмотрел на книжные полки и увидел, что они пульсируют,
то выпирая, то втягиваясь обратно. Это не понравилось ему – слишком уж похоже
на огромное бьющееся сердце. Больше ему не хотелось видеть ничего похожего.
– Понятно, – сказал Дрейк. – Садитесь. Расскажите мне о том,
что вы чувствуете.
Он посмотрел на Дрейка с некоторым удивлением, а потом
почувствовал, как его захлестнула волна облегчения. Он сел. – Вы знаете о
мескалине?
– О, совсем немного. Я работаю в кафе на окраине. Ребята
постоянно расхаживают по улицам, улетая от какой-нибудь гадости. Как ваше
нынешнее путешествие? – спросил он вежливо.
– И плохое и хорошее, – сказал он. – Немного тяжелое. Да,
это точное слово. Наркоманы им часто пользуются, я слышал.
– Да.
– Я уже начал бояться. – Он мельком посмотрел в окно и
увидел длинное небесное шоссе, протянувшееся через весь купол ночного неба. С
беспечным видом он отвел взгляд, но не сумел удержаться и облизал губы. –
Скажите мне… Сколько это обычно продолжается?