Наконец, нужная ему дверь. Генри достал из кармана нож с выкидным лезвием, облизнул пересохшие губы, постучал. Никакой реакции. Постучал вновь, громче.
— Кто там?
Сонный голос. Хорошо. Он будет в пижаме, до конца не проснувшийся. И когда он откроет дверь, Генри ударит его ножом во впадину у шеи, уязвимую впадину, пониже кадыка.
— Коридорный, сэр, — ответил Генри. — Сообщение от вашей жены.
Женат ли Каспбрэк? Может, он сморозил глупость? Генри ждал, подобравшись. Услышал шаги — шорох шлепанцев.
— От Майры? — В голосе слышалась тревога. Хорошо. В последующие секунды тревоги у него только прибавится. На правом виске Генри запульсировала жилка.
— Наверное, сэр. Имени нет. Только сказано, что от вашей жены.
Последовала пауза. Потом металлическое позвякивание: Эдди возился с цепочкой. Улыбаясь, Генри нажал кнопку на рукоятке ножа. Щелчок. Он прижал лезвие к щеке, изготовился. Услышал, как повернулся барашек врезного замка. Еще мгновение, и он вонзит нож в горло этого костлявого маленького говнюка. Генри ждал. Дверь открылась и Эдди…
10
Неудачники собираются вместе — 13:20
…увидел Стэна и Ричи, только что вышедших из «Костелло-авеню маркет». Каждый ел «Ракету», мороженое, которое выдвигалось из трубки.
— Эй! — крикнул он. — Подождите.
Они повернулись, и Стэн помахал ему рукой. Эдди побежал к ним как мог быстро, но, по правде говоря, не так уж и быстро. Одна рука была в гипсе, другой он прижимал к боку игровую доску для пачиси.
— Что скажешь, Эдди? Что скажешь, мальчуган? — спросил Ричи раскатистым Голосом джентльмена с Юга (хотя он более всего напоминал голос Фогхорна Легхорна в мультфильмах «Уорнер бразерс»). — Ах, батюшки… Ах, батюшки… у мальчугана сломана рука! Ах, батюшки… окажи любезность, по-онеси за него игро-овую до-оску для пачиси!
— Доску я и сам донесу! — Эдди чуть запыхался. — Дашь лизнуть?
— Твоя мамочка этого не одобрит, Эдди. — Ричи печально покачал головой. Начал есть быстрее. Он только что добрался до шоколадной середины, своей любимой части. — Микробы, мальчуган! Ах, батюшки… Ах, батюшки, можно подцепить жутких микробов, доедая за кем-то еще.
— Я готов рискнуть, — ответил Эдди.
С неохотой Ричи протянул мороженое Эдди, но отдернул руку, едва Эдди дважды хорошенько приложился к нему языком.
— Если хочешь, доешь мое, — предложил Стэн. — Я никак не переварю ленч.
— Евреи много не едят, — с важным видом указал Ричи. — Это часть их религии.
Теперь они неспешно шагали втроем, направляясь к Канзас-стрит и Пустоши. Дерри, казалось, забылся глубоким сном в послеполуденной жаре. В большинстве домов, мимо которых они проходили, окна закрывали жалюзи. Игрушки валялись на лужайках, словно их владельцев торопливо оторвали от игры и уложили спать. Далеко на западе рокотал гром.
— Это правда? — спросил Эдди Стэна.
— Нет, Ричи подшучивает над тобой, — ответил Стэн. — Евреи едят столько же, сколько и обычные люди. — Он указал на Ричи. — Как он.
— Знаешь, ты очень груб со Стэном. — Эдди повернулся к Ричи. — Ты бы хотел, чтобы о тебе говорили всякую чушь только потому, что ты католик?
— Католики тоже хороши, — отмахнулся Ричи. — Отец как-то сказал мне, что Гитлер был католиком, а Гитлер убил миллионы евреев. Так, Стэн?
— Да, пожалуй, — ответил Стэн. Выглядел он смущенным.
— Моя мать пришла в ярость, когда отец это сказал, — продолжил Ричи. Его лицо осветила улыбка воспоминаний. — В дикую ярость. А еще у нас, католиков, была инквизиция, с дыбой, тисками для больших пальцев и тому подобным. Я считаю, все религии такие странные.
— Согласен с тобой, — кивнул Стэн. — Мы не ортодоксы или что-то в этом роде. Я хочу сказать, едим ветчину и бекон. Я даже плохо представляю себе, что это такое — быть иудеем. Я родился в Дерри, иногда мы ездим в синагогу в Бангор, скажем, на Йом-Кипур, но… — Он пожал плечами.
— Ветчину? Бекон? — Эдди ничего не понимал. Он и его мать принадлежали к методистской церкви.
— Ортодоксальные евреи такого не едят, — пояснил Стэн. — Где-то в Торе сказано, что нельзя есть валяющегося в грязи и шагающего по дну океанов. Как это точно звучит, я не скажу. Но свинина исключается, как и лобстеры. Мои родители, правда, их едят, и я тоже.
— Это странно. — Эдди расхохотался. — Никогда не слышал о религии, которая говорила тебе, что ты можешь есть. Потом они начнут говорить тебе, какой ты должен покупать бензин.
— Кошерный, — ответил Стэн и сам рассмеялся. Ни Ричи, ни Эдди не поняли, над чем он смеется.
— Ты должен признать, Стэнни, это довольно странно, — повернулся к нему Ричи. — Я хочу сказать, тебе нельзя съесть сосиску только потому, что ты иудей.
— Да? — усмехнулся Стэн. — Ты ешь мясо по пятницам?
— Господи, нет! — в ужасе воскликнул Ричи. — Нельзя есть мясо по пятницам, потому что… — Он заулыбался. — Ладно, я понимаю, о чем ты.
— Католики действительно отправляются в ад, если едят мясо по пятницам? — изумленно спросил Эдди, не имея ни малейшего представления о том, что его дедушки и бабушки были набожными польскими католиками, которые считали, что есть мясо по пятницам все равно что выйти из дома без одежды.
— Вот что я тебе скажу, Эдди, — ответил ему Ричи. — Я не думаю, что Бог пошлет меня вниз поджариваться на огне только за то, что я по забывчивости съем в пятницу сандвич с копченой колбасой, но стоит ли рисковать? Так?
— Думаю, не стоит, — кивнул Эдди. — Но мне это кажется таким… — «таким глупым», хотел сказать он, но вспомнил историю, которую рассказала в воскресной церковной школе миссис Портли, когда он был маленьким — ходил только в первый класс маленьких верующих. По словам миссис Портли, один плохой мальчик однажды украл с подноса кусочек хлеба, который раздавали на причастии, и положил в карман. Он отнес этот кусочек домой и бросил в унитаз только для того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. И тут же — так, во всяком случае, миссис Портли сообщила заслушавшимся маленьким верующим — вода в унитазе окрасилась ярко-красным. Это была Кровь Христова, сказала миссис Портли, и она явилась маленькому мальчику, потому что он совершил очень плохой поступок, который называется СВЯТОТАТСТВОМ. Она явилась ему, чтобы он понял, что он может подвергнуть свою бессмертную душу опасности адских мук, бросив тело Христово в унитаз.
Раньше Эдди очень даже нравилось принимать причастие, что ему разрешили только в прошлом году. Методисты вместо вина использовали виноградный сок, а тело Христово представляли кубики свежего, упругого чудо-хлеба.
[324]
Ему нравилась эта идея — есть и пить по ходу религиозного ритуала. Но после рассказа миссис Портли его отношение к ритуалу изменилось, появился страх. Мужество требовалось даже для того, чтобы потянуться за кусочком хлеба, и он всегда боялся электрического разряда… или, хуже того, что хлеб внезапно изменит цвет в его руке, станет сгустком крови, и бестелесный Голос загремит на всю церковь: «Недостоин! Недостоин! В ад его! В ад!» Часто после причастия горло его сжималось, воздух со свистом входил в легкие и выходил из них, и он в паническом нетерпении ждал, когда же благословение закончится, и он сможет выскочить на церковную паперть и воспользоваться ингалятором.