— Некоторым из этих картинок больше ста лет, говорил мой отец. — Альбом лежал у Майка на коленях. — Он находит их на распродажах, которые люди устраивают у себя во дворе, или в комиссионных магазинах. Иногда покупает или выменивает у других коллекционеров. Некоторые стереоскопические — их две на одной длинной карточке, а когда смотришь на них через специальное устройство, похожее на бинокль, то видишь одну картинку, только она трехмерная, как «Дом восковых фигур»
[268]
или «Тварь из Черной лагуны».
— С чего ему нравится весь этот хлам? — спросила Беверли. На ней были обычные «левисы», но она сделала что-то удивительное с манжетами, обшила верхние четыре дюйма каким-то ярким материалом с узором пейсли,
[269]
так что выглядели они, как брюки из фантазии какого-нибудь матроса.
— Да, — кивнул Эдди. — Дерри по большей части такой скучный город.
— Точно я не знаю, но думаю, дело в том, что он здесь не родился, — неуверенно ответил Майк. — Понимаете… ну, не знаю… для него здесь все новое, или как если бы войти в кинозал на середине фильма…
— Са-амо со-обой, — прервал его Билл, — ты хочешь знать, с чего все на-ачалось.
— Да, — кивнул Майк. — У Дерри богатая история, мне это тоже интересно. И я думаю, часть истории города как-то связана с той тварью… с Оно, если вы хотите так ее называть.
Он посмотрел на Билла, и Билл кивнул, в его глазах застыла задумчивость.
— Я пролистал альбом после парада Четвертого июля, потому что знал: я видел этого клоуна раньше. Знал. И посмотрите.
Он открыл альбом, перевернул пару страниц, закрыл, протянул Бену, который сидел справа от него.
— Н-не т-трогайте с-с-страницы! — предупредил Билл, и такая властность слышалась в его голосе, что они подпрыгнули. Ричи видел, что он сжал в кулак пальцы, которые поранил, сунувшись в альбом Джорджа. Сжал со всей силы.
— Билл прав, — поддержал его Ричи таким робким, столь неричиским голосом, что прозвучали эти слова очень убедительно. — Будьте осторожны. Как и говорил Стэн, если мы видели, как это случилось, вы тоже сможете увидеть, если это случится.
— Почувствовать, — мрачно добавил Билл.
Альбом переходил из рук в руки, все брали его с опаской, за края, словно большой кусок старого динамита, потеющий каплями нитроглицерина.
Альбом вернулся к Майку. Он открыл его на одной из первых страниц.
— Папа говорит, что дату этой картинки определить невозможно, но, вероятно, она относится к середине восемнадцатого века. Он отремонтировал одному парню пилу за ящик старых книг и картинок. Это одна из них. Он говорит, что стоит она баксов сорок, а то и больше.
Это была гравюра на дереве, размером с большую открытку. Когда альбом добрался до Билла, он с облегчением увидел, что отец Майка закрыл ту часть страницы, где располагались картинки, защитной пластиковой пленкой. Как зачарованный, он смотрел на картинку и думал: «Вот. Я вижу его… или Оно. Действительно вижу. Это лицо врага».
Картинка изображала клоуна, жонглирующего большущими кеглями посреди грязной улицы. На обеих сторонах улицы было несколько жилых домов и несколько явно нежилых, как догадался Билл, магазинов, или факторий, или как они тогда назывались. Билл бы и не подумал, что это Дерри, если бы не Канал. Он уже был на гравюре, с аккуратно вымощенными берегами. В верхней части гравюры Билл видел мулов на пешеходной дороге, проложенной вдоль Канала, которые тянули баржу.
С полдесятка детей собрались вокруг клоуна. Один — в пастушеской соломенной шляпе. Второй — с обручем и палкой, чтобы катить его. Не с той палкой, какую теперь можно купить в «Вулворте» вместе с обручем, — с обычной отрубленной или отломанной ветвью. Билл видел короткие выступы там, где ветки поменьше срезали ножом или топором. «Эту штуковину сделали не на Тайване и не в Корее», — думал он, не отрывая глаз от мальчишки, который мог бы быть им, родись он на четыре или пять поколений раньше.
Клоун широко улыбался. Гримом он не пользовался (но для Билла все его лицо выглядело загримированным), и был лысым, если не считать двух пучков волос, которые торчали над ушами, как рога, и Билл без труда узнал их клоуна. «Двести лет назад, а то и больше», — подумал он и почувствовал, как поднимется внутри волна ужаса, ярости и волнения. Двадцать семь лет спустя, сидя в публичной библиотеке Дерри и вспоминая, как он впервые заглянул в альбом отца Майка, Билл осознал, что тогда оказался в шкуре охотника, нашедшего первый свежий след старого тигра-людоеда. Двести лет назад… так давно, и одному Богу известно, насколько давнее. Он задался вопросом, как долго дух Пеннивайза пребывает здесь, в Дерри… но вдруг понял, что ему совершенно не хочется искать ответ на этот вопрос.
— Дай мне, Билл! — попросил Ричи, но Билл еще какое-то время подержал альбом, с тревогой глядя на гравюру, уверенный, что она сейчас придет в движение: кегли (если это были кегли), которыми жонглировал клоун, начнут взлетать и падать, взлетать и падать, ребятишки — смеяться и аплодировать (только, возможно, смеяться и аплодировать будут не все; некоторые закричат в ужасе и разбегутся), мулы, которые тянули баржу, выйдут за пределы гравюры.
Этого не случилось, и он передал альбом Ричи.
Когда альбом вернулся к Майку, тот перевернул несколько страниц, ища нужную.
— Эта картинка из тысяча восемьсот пятьдесят шестого. Линкольна изберут президентом еще через четыре года.
Альбом вновь пошел по рукам. На сей раз все смотрели на цветную картинку, что-то вроде карикатуры, на которой кучка пьяниц стояла перед салуном, тогда как толстяк политик с пушистыми бакенбардами произносил речь, стоя на доске, которая лежала на двух больших бочках. В одной руке он держал кружку с пенящимся пивом. Доска, на которой он стоял, ощутимо прогибалась под его тяжестью. Чуть в стороне группа женщин в капорах с отвращением взирала на это фиглярство и пристрастие к спиртному. Надпись под картинкой гласила: «„ПОЛИТИКА ВЫЗЫВАЕТ ЖАЖДУ“, — ГОВОРИТ СЕНАТОР ГАРНЕР».
— По словам отца, такие картинки были очень популярны за двадцать лет до Гражданской войны, — объяснял Майк. — Их называли «дурашки», и люди посылали их друг другу. Знаете, как шутки в «Мэде».
[270]
— Са-а-атира, — уточнил Билл.
— Да, — кивнул Майк, — но теперь посмотрите в нижний угол.
Картинка напоминала «Мэд» и в другом — множеством деталей и побочными шутками, как на карикатурах на фильмы на развороте Морта Дракера.
[271]
В углу улыбающийся толстяк выливал стакан пива в пасть пятнистой собаке. Женщина сидела на пятой точке посреди лужи. Двое мальчишек приклеивали спички с серной головкой к подошвам туфель процветающего бизнесмена, девушка, которая шла на каблуках, споткнулась, и ее бросило на вяз, да так, что из-под юбки показались панталоны. Но, несмотря на обилие деталей, все сразу и без помощи Майка поняли, на кого нужно смотреть. Одетый в яркий клетчатый костюм-тройку коммивояжера, клоун играл в наперстки с пьяными лесорубами. Он подмигивал одному из них — судя по удивленно отвисшей челюсти, только что указавшему не на тот наперсток. И коммивояжер-клоун забирал у него монетку.