Капитан Памфил - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 37

Страница

Утвердив его в этом благом намерении, я собирался уйти; проходя через спальню, я ощутил ударивший мне в ноздри запах дикого зверя. В ответ на мой вопрос о его происхождении Тони показал мне шкуры двух львов. Этого жеста было достаточно, чтобы все для меня разъяснилось: несомненно, Жак мучился из-за этих шкур. Тони, не желая этому верить, продолжал считать, что Жак серьезно болен; тогда я предложил ему проделать опыт, который должен ясно показать, что если Жак и занемог, то от страха. Этот несложный и легко осуществимый опыт заключался всего лишь в том, чтобы позвать двух учеников Тони (воспользовавшись нашим отсутствием, они играли в шарики), набросить каждому из них на плечи львиную шкуру и заставить их войти в мастерскую на четвереньках, одетых Гераклами Немейскими.

Уже с той минуты как открыли дверь спальни и запах львов стал доходить до Жака непосредственно, а потому усилился, его беспокойство ощутимо возросло: он бросился на стремянку и, поднявшись до последней ступеньки, повернул голову в нашу сторону, втягивая воздух и испуганно повизгивая — этим он показывал, что чувствует приближение опасности и догадывается, откуда она надвигается.

Действительно, через минуту один из учеников, укрывшись шкурой и встав на четвереньки, направился в мастерскую, а его товарищ немедленно за ним последовал; возбуждение Жака дошло до предела. Наконец он увидел показавшуюся в дверях голову первого льва, и это возбуждение сменилось страхом, безумным, безрассудным, безнадежным ужасом, как у птицы, бьющейся под взглядом змеи. (Такой страх доводит до физического изнеможения, парализует умственные способности; этот ужас вызывает головокружение, заставляет небо вращаться перед глазами устрашенного и землю — качаться под его ногами, и, когда все силы разом покинут его, он падает, задыхаясь, словно во сне, не издав ни единого крика, — вот какое действие оказывает один только вид львов.)

Подмастерья сделали шаг в сторону Жака — и Жак свалился со своей стремянки.

Мы подбежали к нему: он лишился чувств; мы подняли его: у него больше не было хвоста! От мороза он стал хрупким как стекло и разбился во время падения.

Мы не хотели, чтобы шутка зашла так далеко, забросили львиные шкуры на чердак, и через пять минут подмастерья вернулись в своем естественном обличье. А Жак мгновение спустя грустно открыл глаза, тихонько постанывая; узнав Тони, он бросился к нему на шею и спрятал голову у него на груди.

Тем временем я приготовил стакан бордо, который должен был вернуть Жаку утраченное мужество; но у Жака душа не лежала ни к питью, ни к еде: при малейшем шуме он содрогался всем телом; однако постепенно, продолжая принюхиваться, он заметил, что опасность отступила.

В эту минуту дверь отворилась — и Жак одним прыжком оказался на стремянке; но вместо чудовищ, появления которых в этой двери он ожидал, Жак увидел кухарку, давнюю свою подругу; вид ее прибавил ему немного уверенности. Воспользовавшись этим, я поставил у него перед носом блюдце, наполненное вином. Жак недоверчиво посмотрел на него, перевел взгляд на меня, желая убедиться, что действительно друг предлагает ему бодрящий напиток, вяло обмакнул язык в бордо и снова втянул его в рот, чтобы доставить мне удовольствие; но, ощутив достойное его внимания благоухание неведомого напитка, этот чуткий дегустатор снова отведал его — уже добровольно; после третьего или четвертого глотка глаза его загорелись, он тихонько заворчал от удовольствия, сообщая, что настроение его улучшилось; наконец, когда блюдце опустело, он встал на задние лапы, огляделся кругом, отыскивая бутылку, заметил ее на столе, бросился к ней с легкостью, доказывавшей, что его мускулы стали обретать прежнюю упругость, и, встав напротив бутылки, схватил ее, как кларнетист берет свой инструмент, и просунул язык в ее горлышко. К несчастью, языку недоставало нескольких дюймов длины и он не мог оказать Жаку ту услугу, какой тот от него добивался; тогда Тони, сжалившись над Жаком, налил ему второе блюдце вина.

На этот раз Жак не заставил себя упрашивать: напротив, он так поспешно потянулся к вину, что с первого раза втянул через нос столько же, сколько через рот, и вынужден был остановиться и прочихаться. Но этот перерыв промелькнул со скоростью мысли. Жак немедленно вновь приступил к делу, и через минуту блюдце было чистым, словно его вытерли салфеткой; в результате Жак заметно опьянел, последние следы страха у него исчезли, сменившись лихим и самодовольным выражением; потом он снова взглянул на бутылку, которую Тони переставил на другое место, хотел пройти к ней несколько шагов, выпрямившись, но почти сразу же, почувствовав, что для него безопаснее будет удвоить число точек опоры, снова опустился на четвереньки и с упорством начинающего пьянеть двинулся к намеченной им для себя цели; он преодолел уже примерно две трети расстояния, отделявшего исходную точку от бутылки, когда на пути ему встретился его собственный хвост.

Вид его ненадолго отвлек Жака от цели. Остановившись перед хвостом, он взглянул на него, затем пошевелил оставшимся обрубком; простояв неподвижно несколько секунд, он обошел его кругом, желая более подробно его рассмотреть; покончив с осмотром, он небрежно подобрал его, покрутил в руках, как будто этот предмет довольно слабо возбуждал его любопытство, понюхал в последний раз, нехотя попробовал и, найдя его довольно безвкусным, бросил с глубоким презрением и продолжил свой путь к бутылке.

Это было самое великолепное проявление опьянения, какое я только видел в своей жизни, и я предоставляю знатокам восхищаться им.

С тех пор Жак ни разу больше не вспомнил о своем хвосте, но дня не проходило без того, чтобы он не потребовал свою бутылку. Так что теперь этот последний из героев нашей истории не только одряхлел от старости, но и отупел от пьянства.

Если только горячее сочувствие, что должна была вызвать у наших читателей кончина Жака I, не заставило их забыть о событиях, предшествующих тем, о которых мы только что поведали, они, несомненно, вспомнят: возвращаясь из своего одиннадцатого по счету путешествия в Индию после того, как капитан Памфил взял на борт груз чая, пряностей и индиго в ущерб капитану Као-Киу-Коану и купил на острове Родригес попугая, этот достойный уважения моряк, о ком мы ведем свой правдивый рассказ, останавливался последовательно в заливе Альгоа и в устье реки Оранжевой.

Наши читатели должны помнить еще о том, что на каждом из этих двух берегов он заключил сделку: сначала с вождем гонакасов по имени Утаваро, затем с вождем намакасов по имени Утавари, — всего на четыре тысячи слоновых бивней. Именно для того (о чем мы уже упоминали), чтобы дать своим уважаемым поставщикам время привести себя в состояние исполнить взятые ими на себя обязательства, капитан и предпринял знаменитую спекуляцию, связанную с ловлей трески, во время которой с ним приключились такие ужасные неприятности; и все же капитан вышел из этих испытаний с честью благодаря собственной храбрости и присутствию духа, а также преданности Двойной Глотки, получившего по этому случаю, как вы помните, высокое звание старшего кока торгового брига «Роксолана».

Страница