Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ] - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 191

Главной причиной, властно требовавшей моего возвращения в Англию, было мое состояние: я ждала ребенка.

Для сэра Уильяма, разумеется, не являлась тайной моя близость с Нельсоном, но, так как наши супружеские отношения почти всегда были скорее отношениями брата и сестры, он никогда не проявлял ни малейших признаков ревности. Но все же чувство деликатности побуждало меня скрывать мое положение от посторонних взоров, и разрешиться от бремени я предпочитала вдали от них, в тихом, уединенном месте. Благодарная сэру Уильяму Гамильтону за то, что он на многое закрывает глаза, я не хотела, чтобы злословие недоброжелателей побудило его их открыть.

Мы отправились в Прагу, и эрцгерцог Карл, пригласивший нас туда, устроил для нас блистательный прием; далее наш путь лежал в Дрезден, оттуда — в Гамбург.

В Гамбурге у нас было приключение, о котором стоит упомянуть, и встреча, также довольно примечательная.

Едва мы расположились в гостинице, как мне доложили, что некий человек, старик лет шестидесяти и не слишком изысканной наружности, желает меня видеть.

Я послала спросить у него, что ему нужно, однако он отвечал, что скажет это только мне самой.

Уступив такому упорству, я приказала пропустить его ко мне.

Передо мной предстал действительно старик, маленький, лет шестидесяти — семидесяти; он вошел, держа свою шляпу в руке, и в некотором замешательстве забормотал на плохом английском, что у него в подвале хранится рейнское вино 1626 года. Конечно, с тем вином, что воспел Гораций, его не сравнишь, и оно не датировано годом консульства Опимия: этому вину сто семьдесят пять лет, из которых последние пятьдесят им владело семейство моего старичка.

Это вино, объявил он мне, хранилось в предвидении особого случая, и вот такой случай представился, притом он еще прекраснее, чем можно было бы ожидать. Этот славный человек, так ревностно хранивший свое вино в течение пятидесяти лет, умолял меня использовать мои добрые отношения с лордом Нельсоном, чтобы убедить его соблаговолить принять в дар пятьдесят бутылок этого вина, которому таким образом будет оказана высочайшая честь, как он выразился, смешавшись «с благородной кровью, заставлять биться сердце героя».

Нельсон, войдя, застал нас за этим разговором и, поняв цель визита старичка, хотел было отказаться от подарка. Но, поддавшись настояниям дарителя, он в конце концов согласился принять шесть бутылок с условием, что тот отобедает с ним завтра.

Таким образом, все было улажено, однако приглашенный к обеду гость милорда прислал двенадцать бутылок своего вина. Нельсон по этому поводу объявил, что шесть из них он выпьет сразу, а остальные будет хранить и выпивать по одной после каждой победы, которых, как он надеялся, будет в его жизни никак не менее чем полдюжины.

И действительно, возвратившись из Копенгагена, он откупорил одну из тех шести бутылок на большом званом обеде и торжественно поднял тост за того, кто ему их преподнес. Но после Трафальгара прочим пяти бутылкам, увы, суждено было остаться нетронутыми: хотя победа и была блистательной, победитель пал посреди своего торжества.

Вторым воспоминанием, оставшимся у меня от пребывания в Гамбурге, был визит Дюмурье.

Нельсон представил мне и сэру Уильяму знаменитого победителя при Вальми и Жемапе, который, по всей вероятности, спас Францию от вторжения; он впоследствии — известно, при каких обстоятельствах — перешел к австрийцам с юным герцогом Орлеанским, ставшим со временем супругом одной из тех принцесс, что недавно прощались со мною в Вене.

Мне было очень любопытно увидеть вблизи эту знаменитость, о ком я слышала столько всевозможных сплетен.

Дюмурье в ту пору было лет шестьдесят шесть — шестьдесят восемь; это был мужчина среднего роста, еще сохранивший подвижность, крепкий, порывистый; ему можно было дать лет пятьдесят — пятьдесят пять. У него было умное, выразительное лицо, взгляд, полный огня, и та особая горячая обветренная смуглость кожи, какой мимоходом награждают солдата все погодные превратности его кочевой жизни. Сабельный удар оставил шрам на его лбу. Он был военным министром при Людовике XVI как раз тогда, когда Франция объявила Австрии войну.

Живя в изгнании, он с философским спокойствием наблюдал за тем, что творилось во Франции. Должна сказать, что его взгляд, в котором проступало нечто если не орлиное, то, по меньшей мере, ястребиное, довольно далеко проникал в грядущее. О генерале Бонапарте он говорил с большим восхищением, предрекая ему такой взлет карьеры, какому и пределов не видно.

А мы во всех подробностях описали ему жизнь двора в Неаполе, Палермо и Вене; этому человеку мы были обязаны одним из приятнейших дней нашего путешествия.

В Гамбурге мы пробыли не более трех суток, да и то потому, что сэру Уильяму был необходим хоть краткий отдых. Затем мы сели на корабль и 6 ноября прибыли в Ярмут.

Там Нельсон ступил на английскую землю в первый раз за все время, прошедшее после сражения на Ниле. Его встречали с бурным восторгом. К той минуте, когда он сошел на берег, слух о его прибытии успел облететь город, и жители сбегались со всех сторон, крича:

— Да здравствует Нельсон!

Народ выпряг лошадей, и толпа под неистовые аплодисменты довезла его карету до гостиницы Рестлера. Части городской пехоты дефилировали под его окнами, и полковой оркестр исполнил для него утреннюю серенаду. Затем явились мэр и депутация от муниципалитета, желая сопроводить его в храм, дабы вместе возблагодарить Небеса. Когда мы уезжали из города, целая кавалерийская часть не только проводила нас до городских ворот, но и на некоторое время составила наш эскорт. Все суда, стоявшие в гавани, разукрасились флагами, словно для празднества в честь короля, королевы или наследного принца.

Но в Лондоне нас встретили еще горячее! Нельсона здесь ждал как бы сразу тройной триумф — за Абукир, Неаполь и Мальту. При известии о его прибытии суда, находившиеся в водах Темзы, вывесили все свои флаги и вымпелы; все корпорации вручали ему почетное оружие и адреса. Будучи исконным врагом Франции, английский народ приносил свою благодарность соотечественнику, уничтожившему флот французов. Благодаря рассказам моряков, слава Нельсона стала чем-то вроде национальной легенды. Каждый англичанин не только гордился тем, что является согражданином самого знаменитого моряка, какой когда-либо существовал, но и считал, что обязан ему покоем своего жилища, честью своей жены, неприкосновенностью своей нивы, мирной жизнью своей родины.

Восьмого ноября Нельсон прибыл в Лондон и остановился в гостинице Нерота на Сент-Джеймс-стрит.

Помнится, это было в субботу.

И вот там меня ожидал страшный удар.

Я уже давно задумывалась о том, что станет делать милорд, когда, прибыв в Лондон, окажется между мною и леди Нельсон, безупречное поведение которой было известно целому свету. Я никогда не затрагивала с Нельсоном подобного вопроса, при одной мысли об этом меня пробирала дрожь, а поскольку, попав в ложное положение, мы становимся несправедливы, я чувствовала, что ненавижу леди Нельсон и, если бы представился случай, была бы к ней беспощадна.