Супруг поцеловал ее в лоб.
— Ты просто ангел! — вскричал он. — Да нет, я ошибаюсь, ты святая! А быть может, и то и другое одновременно.
Потом он обернулся ко мне:
— Подойдет ли это вам, мисс? Согласны ли вы надеть платье, сшитое для моей жены?
— Я была бы горда и счастлива.
Мистер Хоарден позвонил:
— Позовите сюда мисс Сесилию.
Вошла портниха.
— Оставляю вас одних, — заключил мистер Хоарден, — ибо дальнейшее должно происходить вдали от мужских глаз.
И на том он удалился.
Платье подошло мне, словно его шили именно на меня.
На следующий день в десять часов утра я уже была у мистера Плоудена, владельца самого роскошного магазина на Стренде, а мистер Хоарден прощался с хозяином заведения, расточая мне похвалы с такой горячностью, словно я была его собственной дочерью.
Впоследствии у меня перебывало множество платьев, но ни одно не было таким красивым и не шло мне лучше, чем то, что дала миссис Хоарден.
VII
Если мистер Хоарден желал отвратить свою подопечную от соблазнов или удалить соблазны от нее, то оставив меня среди бриллиантов, изумрудов, сапфиров и жемчуга мистера Плоудена, он совершил самую недопустимую ошибку: ученый анатом, способный прочесть в грудной клетке или внутренностях больных как в раскрытой книге все, что их беспокоило, не смог распознать нравственного недуга, затаившегося в моем сердце и пожиравшего меня всю.
Каково беспрестанно, день за днем касаться этих драгоценностей всевозможного вида и формы, составляющих собой то излишество, что так нужно — осмелюсь сказать больше: необходимо — каждой женщине, если она действительно женщина; каково примеривать их к шеям, запястьям, ушам созданий, менее красивых, нежели я, но приведенных к этому источнику сияния их мужьями либо любовниками, и знать, что они потом будут носить эти блистающие безделицы на балах, театральных представлениях, на празднествах?.. Это все равно, что оставить зажженную свечу на бочонке с порохом.
Через недели полторы или две после того, как я стала служить в магазине, мистер Хоарден явился к своему пациенту осведомиться обо мне. Мистер Плоуден был от меня в восторге. Он утверждал, что большинство джентльменов, являвшихся теперь в магазин, чтобы приобрести драгоценности для жен и возлюбленных, используют это лишь как предлог, чтобы еще раз взглянуть на меня, и охотнее украсили бы, если бы осмелились, мои уши, руки и шею, чем прелести их собственных супруг или любовниц.
В его словах было немало истинного, и от меня самой не укрылось, какое влияние я оказываю на мужские сердца.
Мистер Хоарден от этих слов пришел в восторг и тотчас попросил у хозяина магазина отпустить меня на следующее воскресенье, поскольку, как он сказал, меня ожидает некий сюрприз. Он привезет меня обратно на следующий день рано утром. Мистер Плоуден дал свое согласие тем охотнее, что по воскресеньям в Лондоне не открывается ни один магазин, и, таким образом, милость, оказанная мне, вовсе не являлась ущербом для него самого.
Конечно, дом мистера Хоардена, как о том можно судить по тем немногим строкам, что я уже ему посвятила, не являлся средоточием безрассудного веселья, но две недели, проведенные в магазине, где я предлагала покупателям драгоценности, расхваливала прелести дам, примерявших их на себя, и побуждала всех пришедших проявить чудеса щедрости, научили меня ценить те двадцать четыре часа, что давали если не удовольствие, то хотя бы отдых.
К тому же мистер Хоарден говорил о каком-то сюрпризе, и я ломала голову, что за неожиданности мне уготованы.
Итак, в воскресенье я была на Лестер-сквер, куда прибыла прямо к завтраку.
Миссис Хоарден встретила меня с обычной для нее мягкостью и доброжелательностью. Стоял великолепный августовский день. Хозяева дома велели заложить коляску и отправились со мной на прогулку по Гайд-парку.
До того в Лондоне мне были знакомы только Вильерс-стрит, Оксфорд-стрит, Лестер-сквер и Стренд. Эта аристократическая прогулка стала началом моего вступления в новый мир. Целые эскадроны всадников в богатых одеждах, которые носили в ту эпоху, грациозные амазонки в развевающихся платьях и вуалях… Короче, весь блеск и модная изысканность тогдашнего английского высшего света околдовали меня.
Я бы пожертвовала тогда половиной оставшихся мне в удел лет, чтобы править одним из тех фаэтонов, что вихрем проносились мимо, или проехаться верхом на лошади, подобной тем, что гарцевали по аллеям, отведенным для верховых прогулок.
Решительно, мистер Хоарден употребил для моего излечения от амбициозных планов и тщеславных грез лекарство, которое угрожало привести к последствиям, противоположным тем, на какие он уповал.
Возвращаясь через Грин-парк, мы пересекли его пешком, чтобы доставить удовольствие малышу, а затем вернулись домой перекусить. Я спросила у хозяина дома, не была ли наша прогулка тем сюрпризом, о котором ранее шла речь.
— Нет, — ответил он. — Мне показалось, что она вас действительно развлекла, однако я собирался вам предложить нечто лучшее, нежели простая прогулка: мне хочется, чтобы вы увидели Гаррика.
Я совершенно не представляла, кто такой этот Гаррик.
Не страдая ложной стыдливостью, которой иные особы стремятся прикрыть свое неведение, я попросила объяснений.
— Ну да, конечно, откуда вам знать, — улыбнулся он. — Гаррик — первейший из актеров, когда-либо выступавших на сцене.
Я широко раскрыла глаза. Он же продолжал:
— Сегодня вечером он, вероятно, играет в последний раз, между тем как миссис Сиддонс, молодая актриса, которой предвещают большое будущее, напротив, сегодня дебютирует. Шеридан, чьим другом и хирургом я имею честь состоять, дал мне, как и обещал, ложу ради такого торжественного случая, и я хотел бы, чтобы и вы насладились столь роскошным зрелищем.
— Как, я увижу спектакль? Я посмотрю комедию?
— Нет, трагедию, но надеюсь, она понравится вам не меньше.
Я испустила радостный крик и захлопала в ладоши, как настоящий ребенок, которым, впрочем, и была.
— Ах, до чего же вы добры, мистер Хоарден! — вскричала я. — Как? Я смогу посмотреть настоящую трагедию? И на сцене будут короли и королевы?
— Нет, сегодня их не будет. Зато найдется пара влюбленных, что стоят всех царственных особ.
— А как называется трагедия, которую мы будем смотреть?
— «Ромео и Джульетта», дитя мое — один из четырех шедевров Шекспира.
— И я все это увижу? — восхитилась я, даже подпрыгнув от радости. — Бог мой, как я счастлива!
— Прекрасно, в добрый час, — кивнул мистер Хоарден. — Оказывается, это большое удовольствие — сделать для вас что-нибудь приятное.
Действительно, восхищению моему не было предела. Я часто слышала о театре, но не имела никакого представления, что там на самом деле происходит. Некоторые пансионерки миссис Колманн, видевшие в Честере выступления провинциальных трупп, возвращались из театра очарованные увиденным. Так каково же мне будет в лондонском театре?