Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 27

Носильщики шли по-прежнему пружинящим шагом, и дорога, как бы плоха она ни была, не беспокоила девушек в паланкине.

Через сорок пять минут они оказались напротив Янтарного острова, или, скорее, перед переправой, на которой «Сен-Жеран» и погиб между большой землей и островом.

Ничто не напоминало о катастрофе, ставшей развязкой пасторали Бернардена де Сен-Пьера. Здесь волнение охватило зрительниц сильнее, чем у могилы. Каждая была там, глядя на море с бьющимся сердцем, расспрашивая морских офицеров о том, как все произошло, когда внезапно на том самом месте, где сгинул корабль, раздался жуткий шум и поверхность моря странно забурлила. Вскоре все объяснилось: два огромных тела бились среди волн; кит сражался со смертельным врагом — рыбой-меч. Можно представить, что два гигантских гладиатора дожидались прибытия процессии на морской берег, чтобы устроить дуэль.

Битва шла долгая, упорная и ожесточенная. Чудовищный кит вырастал из воды, стоя на хвосте, и поворачивал тело, подобное колокольне. Из отверстий на огромную высоту били две водяные струи, но мало-помалу они слабели, по мере того как окрашивались кровью, пока две водяные колонны не обратились в розоватую капель, предрекая близкую победу меньшей из тварей. Наконец рыба-меч, более проворная, принялась кружить вокруг кита и бить мечом по его бокам, не давая ни на миг передышки. И тогда, последним могучим усилием, кит поднялся и рухнул на врага, расплющив, как можно было подумать, рыбу-меч, потому что больше она не показалась на поверхности. Но и кит, среди напрасных усилий борьбы со смертью, мало-помалу застывал, у него начались предсмертные судороги, и он испустил дух с громким криком, который, породив эхо, походил на человеческий.

Г-н Леконт де Лиль, который, как говорили в Академии, мечтал о моменте, когда сможет переселиться на острова Бурбонов, на остров Франции или в Индию, описал в прелестной пьесе под названием «Le Manchi», прогулку девушки в паланкине:

И ты едешь опять, ты спускаешься с гор

В это славное утро на мессу.

Твоей юности цвет, твоей грации грань

В ритме поступи верных индусов [31] .

Лектор представления не имел о том, что песни, которыми сопровождают шаг носильщики паланкинов, не имеют ничего общего с виршами г-на Леконта де Лиля. Едва ли найдутся песни менее поэтичные, чем эти дикие напевы, и гармонии менее мелодичные, чем те несколько нот, на которые они поются. Когда у примитивного дикаря рождается идея, он выражает ее парой слов, находит мелодию в несколько нот и повторяет их без конца. Причина тому — угнетенность разума и скудость музыкального мастерства. Вот и носильщики Элен и Жанны, вместо того, чтобы творить, находя вдохновение в красоте юных чужеземок, вместо того, чтобы воспеть черные глаза и волосы Жанны и светлые локоны голубоглазой Элен, удовлетворились следующим напевом, завершая его восклицанием, схожим с причитаниями, которые испускает пекарь над тестом.

Так, если дорога шла в гору, они пели:

Вот хозяйка въезжает

На гору… Гей!!!

А если дорога спускалась, они меняли слово в рефрене и пели:

Вот хозяйка съезжает

С горы… Гей!!!

Свежие носильщики время от времени сменяли тех, кто устал, и подхватывали монотонный ноющий мотив. Песня исполнялась с одной лишь целью — занять время.

Порой какой-нибудь влюбленный виршеплет, разлученный с возлюбленной, выходил за привычные рамки. Он добавлял пару строф или изменял прежние. Другой, в сходном расположении духа, добавлял еще несколько строк, третий — следующую строфу, и сетования первого влюбленного становились поэмой, над которой потрудились всем миром, как в песнях Гомера. Тогда ее предназначение менялось: печальная или развеселая, она становилась песней для танца, непременным атрибутом бамбулы, негритянского канкана, менее разболтанного, но более сладострастного, чем наш.

Обычно рабы танцевали перед столами, за которыми обедали хозяева. Часто за теми же столами сидели совсем юные девушки двенадцати-четырнадцати лет, возраст, который в колониях соответствовал девятнадцати-двадцати годам в Европе. Молодых девочек развлекали танцы: они проходили перед их глазами и сердцем, ни в малейшей степени не пробуждая их фантазии.

Именно такие танцы и устроили по возвращении на реку Латаниер, где состоялась последняя перед возвращением трапеза. Собрался оркестр, и большая толпа окружила стол. Негры, выбранные в факельщики, вооружились самодельными факелами с лозой, похожей на виноградную, которая горит тем лучше, чем она свежее, зажгли и осветили пространство — тридцати шагов в окружности и десяти в диаметре, — отведенное для песен и плясок. Одна из негритянок вошла в пустой круг и принялась петь безыскусную, сверх меры незамысловатую песню:

Танцуй, Каллада,

Жи-жиг, бум-бум;

Танцуй бамбулу

Всегда вот так!

Все негры и негритянки, пританцовывая, затянули хором строчки, которые пропела соло их подруга, пока сама она повторяла все те же ужимки. Затем негритянка возобновила в одиночку:

В воскресенье играет прекрасное утро,

Не такое красивое, как разряженный город,

Ничто против милой, но очень злой козочки,

Которая говорит, что она не так прекрасна.

Затем повторили рефрен, и вместе с припевом певица и ее товарищи принялись приплясывать:

Танцуй, Каллада,

Жи-жиг, бум-бум;

Танцуй бамбулу

Всегда вот так!

Негры вошли в круг и завертелись в танце.

Вскоре толчея стала такой, что пришлось остановить танцоров, чтобы не мешали песне. Они встали, каждый вернулся на место, певица смешалась с товарищами, круг восстановился, и в пустом пространстве оказался Бамбу, негр Сюркуфа. Он запел на жаргоне негров Мартиники:

Жи-жиг, трала-ла-ла-ла,

Жи-жиг, трала-ла-ла-ла,

Жи-жиг, трала-ла-ла-ла,

Замис пришел танцевать бамбулу.

Работа — это меньшее наказание,

Кайло — это меньшее наказание,

Четыре палки — это меньшее наказание,

Чем когда любимая далеко от меня.

Некоторые куплеты, исполненные Бамбу на негритянском диалекте с Мартиники, негры с острова Франции не могли до конца разобрать, но подхватывали припев и танцевали с удвоенной страстью. Несколько раз Рене, который понимал каждое слово и каждый жест, спрашивал у сестер, не хотят ли они уйти. Но они, замечая лишь забавный спектакль, столь необычный для них, просили остаться еще. Ночь наконец опустилась на землю, и Рене сделал знак привести лошадей. Дамы устроились на подушках в паланкинах, мужчины уселись верхом, и сигнал к отъезду был дан.