— Сударь, — обратился к нему на превосходном французском англичанин, — позволите ли вы мне, под мое слово, вернуться к генералу? Я хочу ему кое-что сказать.
— Идите, сударь.
Рене воспользовался представившимся моментом, чтобы перезарядить карабин и пистолеты.
Через несколько мгновений он заметил англичанина, который уже направлялся в его сторону; его правая рука была перевязана, а на острие его сабли развевался белый платок.
— Что означает этот белый платок? — спросил, смеясь, у него Рене. — Вы явились ко мне в качестве парламентера, чтобы предложить мне сдаться?
— Я пришел к вам, чтобы предложить следовать за мной, — ответил англичанин. — Чтобы вам не трудиться во второй раз пересекать порядки нашей армии, возвращаясь к своей, генерал Стюарт приказал мне, в знак уважения к вам, открыть перед вами ряды наших войск.
— Не думает ли часом генерал Стюарт, что я не знаю, как мне самому это сделать?
— Он в этом не сомневается, сударь, но он так настаивает на том, чтобы вы целым и невредимым добрались до своего расположения, что приказал передать: если вы откажетесь от моих услуг в качестве проводника, он собственной персоной возьмется вас проводить.
— Большое спасибо, мне не хочется его по таким пустякам беспокоить. Идите вперед, сударь, а я последую за вами.
К этому времени исход сражения был уже решен: генерал Компер был захвачен в плен, командир батальона первого полка убит, командир батальона швейцарцев тяжело ранен, командир батальона двадцать третьего полка ранен; путь в Монтелеоне закрыт, и преследуемая английской армией французская армия спешно отступала к долине реки Ламато.
Английская армия остановила преследование и позволила генералу Ренье спокойно отходить.
Подойдя к рядам английских солдат, провожатый Рене громко воскликнул, обращаясь к ним:
— По приказу генерала Стюарта расступитесь и оружие — на плечо!
Солдаты подчинились, и Рене беспрепятственно прошел через две вооруженных линии.
Затем он дошел до того места, где начиналась равнина и где остановился английский авангард.
— Сударь, — наконец обратился Рене к своему проводнику, — кроме вас больше некому передать слова моей искренней благодарности генералу Стюарту; возьмите обратно свое слово на одном-единственном условии: вы передадите ему мои слова благодарности.
И почтительно поклонившись своему бывшему пленнику, которого он отпустил на свободу, Рене отправил свою лошадь в галоп и догнал французский арьергард, с которым безостановочно проследовал до самого Катанзаро, проделав около шести лье.
CXIV
В КОТОРОЙ РЕНЕ УБЕДИЛСЯ, ЧТО САЛИЧЕТИ НЕ НАРУШИЛ СВОЕ ОБЕЩАНИЕ
Рене остановился на привал с остатками девятого конно-егерского полка, в атаке которого по приказу Ренье на английскую пехоту он участвовал.
Эти добрые люди, которые пошли за ним, посчитали его мертвым, когда увидели, как, отважно вломившись в ряды англичан, он пропал там.
При виде его, живого и невредимого, они, ликуя, наперебой предлагали ему свою солому для постели и свой хлеб на ужин.
Рене взял охапку соломы, на которую накинул плащ, а хлеб разломил пополам и отдал одну половину своему коню.
На заре его разбудил адъютант генерала Ренье. Генерал отправил его на поиски молодого человека в мундире морского лейтенанта, который столь храбро вчера сражался. Найти его было несложно, если только он не был убит или захвачен в плен: он наверняка был единственным во всей армии, кто носил такой мундир.
Рене встал, отряхнулся, вскочил на лошадь и последовал за адъютантом.
Тот привел его к городской ратуше. Здесь со своим штабом обосновался генерал Ренье.
Рене вошел в залу городского совета, которую генерал превратил в свой кабинет. Сейчас он полулежал на большой карте Калабрии, на которую был нанесены каждый дом, каждое дерево й каждый овражек. По стоявшим на столе выгоревшим свечам можно было догадаться, что генерал работал всю ночь.
При словах: «Вот офицер, которого вы ищете, генерал» он повернулся к Рене и поднялся навстречу, приветствуя его.
— Сударь, — сказал он так, — я видел вчера вашу отвагу столь невероятную, что не сомневаюсь: вы тот самый молодой человек, которого рекомендовал мне Саличети и даже те, кто повыше. Вы граф Лев, не так ли?
— Да, сударь!
— Саличети говорил, что вы хотели побеседовать со мной о вашей службе в моей армии.
— И он меня убедил, генерал, что если я хочу быть полезным нашему делу, вы мне поможете…
— Вы, должно быть, голодны, — сказал генерал, — думаю, в окрестностях Катанзаро вы вряд ли нашли что-либо стоящее своего желудка. Мы можем вместе позавтракать и заодно все обсудим.
Двое солдат внесли стол, который был уже накрыт: четыре отбивные, два цыпленка, один из тех сыров, которые свисали с потолков у лавочников и которые в Калабрии зовутся cacciocavallo
[146]
, и бутылка калабрийского вина.
— Ночью я писал всем своим офицерам, чтобы они собирали все наши силы у Катанзаро, — начал генерал. — Когда слух о нашей вчерашней осечке распространится, восстанет вся Калабрия. Когда я вчера сюда вернулся, какие-то активные люди успели заменить национальный флаг на белый, а трехцветные кокарды — красными. Вечером я распорядился об аресте мэра и его помощника, они должны быть допрошены и, если имели какое-то отношение к этим заменам, сегодня утром будут расстреляны. Днем я хочу написать королю Жозефу. Если вы заметили, что я упускаю что-то, что может быть полезным нам, говорите смелее, я сейчас же залатаю эту дыру в нашей броне.
— Мой генерал, — ответил Рене, — слишком много чести для меня. Я ни стратег, ни инженер, и потом, потеряться в гуще английской армии, как я, только и делая, что обороняясь, — означает видеть мало или видеть плохо.
— Да, я знаю, что вы отлично сражались против троих английских офицеров, убив двоих, а третьего взяв в плен, и что сэр Джеймс Стюарт, восхищенный вашей отвагой, запретил стрелять в вас и приказал провести вас даже не под Кавдинским ярмом
[147]
, а скорее под аркой почета. Ешьте же, молодой человек, — все эти темы возбуждают аппетит.
Рене не надо было дважды повторять; он принялся за еду с аппетитом человека, который весь прошедший день провел на поле сражения и ничего не ел.
— Мой долг, — продолжал между тем Ренье застольную беседу с его молодым гостем, общество которого он успел оценить, — спросить у вас со всею серьезностью: после того, что я вчера увидел и что мне докладывали о вас, как вы представляете свою службу у меня?