Взяв мальчика под мышки, он поставил его на пол, но перед этим поднял его достаточно высоко, чтобы все могли его видеть и приветствовать бешеными аплодисментами.
Провожаемый криками, воплями «Ура!» и «Браво!», Ожеро покинул зал вместе с обоими юношами, и половина зрителей провожала их до самой гостиницы «У фонаря» с возгласами:
— Да здравствует Республика! Да здравствуют парижские волонтеры! Долой Тетреля!
IX. ШАРЛЬ АРЕСТОВАН
Заслышав шум, который все усиливался, приближаясь к гостинице «У фонаря», славная г-жа Тейч вышла за дверь и еще издали, в свете факелов, которыми вооружились несколько самых восторженных зрителей, узнала двух своих постояльцев и сержанта Пьера Ожеро, возвращавшихся к ней с триумфом.
Страх, посеянный Тетрелем среди жителей города, принес свои плоды; урожай созрел: глава «Пропаганды» пожинал ненависть.
Примерно тридцать добровольцев предложили Пьеру Ожеро обеспечивать безопасность его ученика, считая возможным, что гражданин Тетрель воспользуется темнотой, чтобы осуществить против него какой-нибудь злой умысел.
Однако сержант поблагодарил их и сказал, что сам будет следить за безопасностью юноши, потому что он за него отвечает.
Чтобы поддержать добрые намерения своих провожатых — они еще могли понадобиться ему впоследствии, — Ожеро решил угостить их главарей стаканчиком пунша или горячего вина.
Как только он предложил им это, кухня гостиницы «У фонаря» заполнилась людьми; они принялись греть вино в гигантском котле, растапливать сахар и смешивать все это со спиртом.
Гости разошлись в полночь с криками «Да здравствует Республика!», обменявшись до этого бесчисленными рукопожатиями и клятвами о заключении оборонительного и наступательного союза.
Когда последний любитель горячего вина покинул гостиницу, когда за ним заперли дверь, а ставни закрыли столь тщательно, что сквозь них не мог просочиться свет, Ожеро с серьезным видом обратился к Эжену:
— Теперь, мой юный ученик, следует подумать о вашей безопасности.
— Как о моей безопасности? — вскричал юноша. — Разве вы не говорили, что мне нечего опасаться и вы за меня отвечаете?!
— Конечно, я отвечаю за вас, но при условии, что вы будете делать то, что я сочту нужным.
— Что ты будешь делать и то, что я сочту нужным, — поправила славная гражданка Тейч, проходя мимо.
— Правильно, — сказал учитель фехтования, — только мне кажется странным, что мы обращаемся на «ты» к сыну моего генерала, который к тому же маркиз. Ничего, привыкнем. Стало быть, я говорил, что отвечаю за тебя, но при условии: ты будешь делать все, что я сочту нужным.
— Ну, и чего же ты от меня хочешь? Я надеюсь, ты не посоветуешь мне совершить какую-нибудь подлость?
— Эх, господин маркиз, — сказал Ожеро, — не стройте подобных предположений, или, разрази гром Республику, мы поссоримся.
— Полно, милый Пьер, не сердись; что ты мне предлагаешь? Говори скорее.
— У меня множество оснований не доверять человеку, который прячется за носом такого размера, будто мы на карнавале. Во-первых, он не будет драться.
— Почему же он не будет драться?
— Да потому, что он, по всей видимости, страшный трус!
— Хорошо, а если он все-таки будет драться?
— Если он будет драться, тут ничего не скажешь; тогда мы рискуем всего лишь получить удар шпагой или пулю; ну, а если он не будет драться?..
— И что же тогда?
— Тогда совсем другое дело! Если он не будет драться, опасность возрастает, если он не будет драться, тебе могут отрубить голову, я же хочу избавить тебя от этого.
— Каким образом?
— Я возьму тебя с собой в казарму парижских волонтеров; ручаюсь, что там он не станет тебя искать.
— Прятаться? Ни за что!
— Тише, мой юный друг! — сказал старший сержант, нахмурившись. — Не говори подобных вещей Пьеру Ожеро: он кое-что смыслит в отваге; нет, ты не будешь прятаться, ты всего-навсего будешь там ждать.
— Чего я буду там ждать?
— Секундантов гражданина Тетреля.
— Его секундантов? Он же пришлет их сюда, а я даже не буду знать, что он их послал, поскольку меня здесь не будет.
— Ну, а малютка Шарль, который ничем не рискует, не для того ли он появился на свет, чтобы оставаться здесь и сообщать нам о том, что тут будет происходить? Тысяча чертей! До чего же у вас скверный характер: во всем вы видите только сложности.
— Ты видишь, — поправила его гражданка Тейч, во второй раз проходя мимо них.
— Ты видишь! Ты видишь! — повторил эти слова старший сержант, как бы внушая их себе. — Однако мамаша Тейч права… Ладно, решено, ты пойдешь ко мне.
— И как только что-нибудь произойдет, ты прибежишь в казарму, не так ли, Шарль?
— Даю твое честное слово.
— А теперь, — сказал Ожеро, — пол-оборота налево!
— Куда мы идем?
— В казарму. — Через двор?
— Через двор.
— А почему не через дверь?
— Если мы выйдем через дверь, какой-нибудь зевака может нас заметить и, от нечего делать, проследить, куда мы направляемся, а во дворе я знаю одну надежную дверь, которая выходит в переулок, где и днем никого не сыщешь; так, петляя по переулкам, мы доберемся до казармы, и ни одна душа не будет знать, куда подевались пташки.
— Ты не забудешь о том, что обещал, Шарль?
— Хотя я и моложе тебя на два года, я, как и ты, всегда держу слово, Эжен; впрочем, за сегодняшний день я стал старше — твоим ровесником; прощай, спи спокойно, Ожеро позаботится о твоей безопасности, а я позабочусь о твоей чести.
Молодые люди пожали друг другу руки, и старший сержант едва не расплющил ладошку Шарля, сжав ее в своем кулаке; затем он повел Эжена во двор, а Шарль тем временем морщился от боли, пытаясь разлепить свои пальцы.
Преуспев в этом, юноша, как обычно, взял ключ и подсвечник, вернулся в свою комнату и лег спать.
Но едва лишь он улегся, как дверь отворилась и г-жа Тейч вошла на цыпочках, показывая жестом, что ей нужно сообщить нечто важное.
Юноша уже достаточно свыкся со своеобразными манерами г-жи Тейч, и его не особенно встревожило ее появление в номере в столь неурочный час.
Приблизившись к его кровати, она прошептала:
— Бедный ангелочек, послушай!
— Боже мой, гражданка Тейч, — спросил Шарль со смехом, — что там еще стряслось?
— Рискуя нарушить ваш покой, я должна сообщить вам, что здесь случилось.