В остальном его лицо, повторяем, было довольно женственным.
Маленькие уши чуть выглядывали из-под густых прядей, закрывавших виски (эту прическу щеголи того времени, «невероятные», называли «собачьими ушами»); нос был прямой, идеальных пропорций, рот немного велик, но на алых губах непрестанно играла улыбка, обнажавшая прекрасные зубы; тонко очерченный подбородок был подернут легкой синевой, говорившей о том, что, не будь он столь тщательно, совсем недавно выбрит, борода, в отличие от золотистого оттенка волос, была бы того же цвета, что брови, ресницы и глаза.
О росте и телосложении незнакомца можно было судить, когда он появился в столовой гостиницы: он был высок, строен, гибок и, должно быть, отличался не столько физической силой, сколько ловкостью и проворством.
В седле он держался свободно и твердо; чувствовалось, что это отменный наездник.
Перекинув полу плаща через плечо, спрятав маску в седельную кобуру, надвинув шляпу на глаза, всадник снова прибавил ходу, промчался галопом через Бедаррид и, достигнув первых домов Оранжа, въехал в ворота, тотчас же захлопнувшиеся за ним.
Во дворе его ожидал слуга, который схватил лошадь под уздцы.
Всадник спрыгнул на землю.
— Твой хозяин дома? — спросил он слугу.
— Нет, господин барон, — отвечал тот, — прошлой ночью ему пришлось отлучиться, и он мне велел, если вы, сударь, приедете и спросите его, сказать вам, что он уехал по делам общества.
— Хорошо, Батист. Я возвращаю его лошадь в неплохом виде, она лишь немного устала. Ее надо обтереть вином и два-три дня давать ячмень вместо овса; со вчерашнего утра она проделала около сорока льё.
— Вы довольны лошадью, господин барон?
— Очень доволен. Карета готова?
— Да, господин барон, она стоит под навесом; кучер пьет в кабачке с Жюльеном. Вы, сударь, приказали занять его чем-нибудь и не пускать сюда во двор, чтобы он не видел вас, когда вы приедете.
— Он думает, что повезет твоего хозяина?
— Да, господин барон. Вот паспорт хозяина, я ходил с ним на почту брать лошадей. Маркиз уехал в сторону Бордо с вашим паспортом, а вы, господин барон, с паспортом моего хозяина поедете в сторону Женевы, и наверняка получится такая путаница, что госпоже полиции, хоть у нее чрезвычайно ловкие руки, не так-то легко будет распутать этот клубок.
— Батист, отвяжи чемодан, что привязан к седлу, и дай его мне.
Слуга поспешил исполнить приказание, но чемодан был так тяжел, что Батист едва не выронил его из рук.
— Ну и ну! — воскликнул он, рассмеявшись. — Вы не изволили меня предупредить, сударь, что он такой тяжелый! Черт побери! Я вижу, господин барон, вы не теряли времени даром.
— Ты ошибаешься, Батист; я потерял немало времени и хочу уехать как можно скорей.
— Не угодно ли вам позавтракать, господин барон?
— Я бы охотно перекусил, но только очень быстро.
— Я не задержу вас, сударь; сейчас два часа дня, а завтрак ждет вас с десяти часов утра; хорошо, что это холодный завтрак.
Батист считал своим долгом в отсутствие хозяина оказать гостеприимство незнакомцу и хотел проводить его в столовую.
— Не надо, — сказал тот, — я знаю, как туда пройти. Займись каретой, пусть она стоит у самого подъезда, пусть дверца будет открыта, чтобы кучер не увидел меня, когда я буду выходить из дому. А вот этого хватит на оплату первого перегона.
И незнакомец, которого Батист величал бароном, передал ему пачку ассигнатов.
— Ах, сударь, — воскликнул слуга, — да здесь хватит на оплату до самого Лиона!
— Заплати только до Баланса; скажи, что я буду ночевать. Остальное возьми себе за труды: ты ведь будешь рассчитываться с кучером.
— Прикажете поставить чемодан в каретный ящик?
— Я сам поставлю его.
Взяв чемодан из рук слуги и не показывая виду, что ему тяжело нести, он направился в столовую; между тем Батист направился в соседний кабачок, по дороге расправляя и пересчитывая ассигнаты.
Незнакомец в самом деле хорошо знал расположение комнат; пройдя по коридору, он уверенно распахнул одну дверь, затем вторую и увидел перед собой изысканно сервированный стол.
Курица, две куропатки, холодная ветчина, сыры различных сортов, а на десерт великолепные фрукты и вино, в одном из графинов алое, как рубин, в другом — цвета топаза, — таков был завтрак, судя по прибору, приготовленный для одного человека, но столь обильный, что его вполне хватило бы на трех-четырех сотрапезников.
Очутившись в столовой, молодой человек первым делом направился к зеркалу, снял шляпу и, вынув из кармана гребень, привел в порядок волосы; затем он подошел к фаянсовому умывальнику, рядом с которым висело полотенце, и вымыл лицо и руки.
Как человек благовоспитанный, незнакомец тщательно проделал все это и уселся за стол.
За несколько минут он утолил аппетит, разыгравшийся от усталости и вполне естественный в его молодые годы, и, когда вошедший Батист сообщил, что карета подана, мигом вышел из-за стола.
Он надвинул шляпу на глаза, закутался в плащ, взял чемодан и направился к выходу. Батист поставил почтовую карету как можно ближе к крыльцу, и Морган, не замеченный возницей, вскочил в экипаж.
Батист захлопнул за ним дверцу и обратился к вознице в высоких сапогах:
— Вам уплачено за проезд сполна до Баланса, не так ли?
— Точно, сполна. Может, требуется расписка? — ответил, посмеиваясь, возница.
— Нет. Но мой хозяин господин маркиз де Рибье хочет, чтобы его не беспокоили до Баланса.
— Ладно, — отвечал кучер все тем же насмешливым тоном, — не будем беспокоить гражданина маркиза. Поехали! Но!
И он пустил лошадей вскачь, щелкая и яростно размахивая кнутом, как бы предупреждая других возниц и прохожих: «Эй! Берегись! Берегись, не то будет худо! Я везу человека, который хорошо платит и имеет право всех давить!»
Очутившись в карете, мнимый маркиз де Рибье открыл окошко, опустил занавески, поднял сиденье, поставил в ящик чемодан, затем закутался в плащ, уселся и, уверенный, что его не разбудят до Баланса, уснул так же, как завтракал, то есть со всем аппетитом молодости.
Дорогу от Оранжа до Баланса проделали за восемь часов. Незадолго до въезда в город наш путешественник проснулся. Осторожно приподняв занавеску, он увидел, что они проезжают через селение Пайас. Ночь была темная. Он поставил свои часы на бой, и они пробили одиннадцать.
Незнакомец решил, что не стоит засыпать, подсчитал, сколько ему нужно заплатить прогонных до Лиона, и приготовил деньги.
В Балансе, когда местный кучер подошел к своему товарищу, которого он должен был сменить, путешественник услышал, как тот сказал ему.