Инженю - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 116

Приход же Кристиана остался таинственным и мимолетным, каким и должно быть появление любовника; мы помним, что Инженю, увидев юношу, упала в обморок, и слабый крик, который она при этом испустила, не смог бы проникнуть сквозь стену толщиной в восемнадцать дюймов.

Наконец объяснение, состоявшееся утром между Инженю и ее мужем, было, по сути, столь важным, что обязывало супругов к величайшей осмотрительности в словах, пока оно продолжалось, и к полному молчанию, когда оно закончилось.

Тем не менее Ретиф был очень удивлен, когда он, предварительно приложив ухо к двери Инженю и не услышав никаких звуков, вошел в девять утра к дочери и застал ее в одиночестве, на ногах и одетой.

Сначала он как насмешливый отец, так и фривольный историк нравов, пытался искать следы той любовной усталости, которые надеялся найти на лице Инженю, и посчитал, что нашел искомое, когда заметил ее перламутровую бледность, темные круги под глазами и цвет фиалок, соединенных с шиповником, на губах молодой женщины.

По крайней мере к такому выражению он прибегнул позднее и признался, как добросовестный романист, что оно было навеяно обстоятельствами времени и места.

Увидев отца, Инженю подбежала к нему и припала к его груди.

В объятиях Ретифа она расплакалась.

— Ну полно, полно, дитя мое! — сказал Ретиф, продолжая думать о своем. — Почему мы плачем?

— О отец, отец мой! — воскликнула Инженю.

— Ладно, все закончилось! — успокаивал ее Ретиф. — И после мужа пришел отец.

Инженю вытерла слезы и строго посмотрела на Ретифа; за сказанными им словами она почувствовала желание пошутить, но ничто не казалось ей более невыносимым, нежели шутка по поводу ее глубокого горя.

Тут отец, повнимательнее приглядевшись к дочери, заметил на ее прелестном личике следы грусти, на счет происхождения которой ошибиться было невозможно; грусть эта указывала на жестокое страдание и ужасную бессонную ночь.

Но непристойный автор «Совращенной поселянки» искал следов иных страданий и иной бессонницы.

— Бог мой! — воскликнул он. — Да ты совсем осунулась, бедное мое дитя!

— Да, наверное, отец, — согласилась Инженю.

— А где Оже?

И Ретиф огляделся, удивляясь, что наутро после свадьбы муж покинул жену так рано.

— Господин Оже ушел, — объяснила Инженю.

— Ушел! И куда?

— Полагаю, на работу.

— О страстный труженик! — воскликнул Ретиф, начиная успокаиваться. — Путь он отдохнет хотя бы днем!

Инженю не поняла эту игривую мысль, вернее, пропустила мимо ушей, не удостоив внимания.

— Как! Он не будет завтракать с женой? — спросил Ретиф. — Ну и ну!

— Может быть, и будет.

Эти слова Инженю произнесла ледяным тоном, который обнаруживал ее мрачные мысли. Ретиф испугался еще больше.

— Ну, хорошо, дитя мое, признайся во всем твоему отцу, — сказал он, усаживая к себе на колени эту прелестную статую и согревая ее объятиями и поцелуями. — Кажется, ты разочарована? Только не лги!

— Да, я разочарована, отец, — ответила Инженю. Ретиф все еще пытался думать о чем угодно, лишь не о том, что случилось на самом деле.

— Хорошо, хорошо, — продолжал он, по-прежнему придерживаясь той путеводной нити, которая все больше заводила его в лабиринт собственных мыслей, вместо того чтобы вывести на верную дорогу. — Влюбленный мужчина легко теряет голову, и к тому же…

И Ретиф рассмеялся дребезжащим и похотливым смешком.

— … к тому же он твой муж! А муж… — хе-хе-хе! — всегда пользуется некими правами, которые удивляют девушек!

Инженю оставалась равнодушной, неподвижной, молчаливой.

— Пойми же, милая моя Инженю! — продолжал Ретиф. — Давай договоримся, что девочки здесь больше нет; надо набраться мыслей и терпения женщины. Черт возьми! Я сам не знаю, как тебе об этом сказать! О, будь еще жива твоя несчастная мать, ты облегчила бы свое сердце! И ты прекрасно поняла бы, что рано или поздно каждая женщина должна через это пройти! Поэтому успокойся, окрепни духом и улыбнись мне.

Но Инженю, вместо того чтобы успокоиться, окрепнуть духом и улыбнуться отцу, подняла к небу прекрасные, полные слез глаза.

— Как она благородна! — воскликнул Ретиф. — Какое целомудрие! И, Боже мой, как прекрасна эта чистота! И как этот плут Оже должен гордиться такой женой!

Однако Инженю встала и, утерев глаза, сказала отцу:

— Отец, займемся лучше вашим завтраком!

— Почему моим завтраком? Хорошо, а твой завтрак? Твоего мужа? Разве вы, вернее, мы, не будем завтракать все вместе?

— Я не голодна, а если господин Оже хочет есть, то он знает, что надо приходить вовремя.

— Черт возьми! Как ты с ним сурова!

— Послушайте, отец, не будем больше говорить об этом, умоляю вас.

— Почему же не будем? Мы больше не будем говорить о твоем муже?

— Нет, отец, не будем! Поверьте мне, так будет лучше.

— Напротив, мы будем говорить! Осторожнее, Инженю! Ты замужняя женщина и обязана уважать мужа, заботиться о нем…

— Я не женщина, я не замужем и уважать господина Оже не обязана. Пусть он довольствуется тем, что ему дадут, — для него и это слишком много.

— Почему?

— Вы меня знаете, отец, и вам известно, что, если я говорю нечто подобное, значит, имею на это право, и даже больше чем право.

Эта суровость, доходящая почти до жестокости, удивила Ретифа, но он знал, что женщины иногда безжалостны и к тем, кто бывает чересчур смел, и к тем, кто бывает недостаточно смел.

Мы видим, что мысли Ретифа по-прежнему вертелись в том же кругу.

Он хорошо знал свою непорочную воспитанницу, чтобы понимать, что ее суровость объясняется не второй из двух претензий: Ретиф улыбнулся при мысли, что позднее Инженю смягчится.

Отсутствие Оже он приписывал той обиде, какую испытал молодой супруг, когда его, наверное, излишне грубо выпроводили с брачного ложа.

Но про себя подумал: «Глупец не сумел приручить эту дикую козочку! Ах, окажись я на его месте, сегодня утром Инженю не проливала бы слез!»

Перед Ретифом во всей его прелести и во всей славе всплыло время собственной юности, и он улыбкой приветствовал грезы прошлого. Ах, эти счастливые времена уличных воздыханий, воздушных поцелуев из одного окна в другое! Ах, эти блаженные времена встреч, комплиментов, сказанных об изящной ножке, улыбок, подаренных вам в благодарность за уместную галантность! Дивное время свиданий под вечер, загородных прогулок в обществе робких девственниц: они отправлялись в путь, краснея и хихикая, а возвращались бледные и нежные, опираясь на вашу руку, которой едва смели коснуться всего за два часа до того!