Парижане и провинциалы - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 89

— Но он тебе его продал, и ты ему заплатил.

— Я потеряю на этом двадцать франков, если он пожелает забрать Фигаро.

— Гораздо проще перепродать его кому-нибудь еще. Фигаро — прекрасная собака, и он всего лишь требует соответствующего обращения.

— Знаешь ли ты такого человека?

— Да.

— Кто же это?

— Я.

— Мой дорогой Мадлен, — возразил г-н Пелюш, качая головой, — зная, как тяжело тебе сейчас, я не хочу еще больше обременять тебя.

— Пустяки, сотней франков больше, сотней франков меньше, от этого не умирают.

— Значит, ты покупаешь у меня Фигаро по той цене, в какую он мне обошелся?

— Безусловно.

— И я ничего не потеряю?

— И ты не потеряешь ни одного су, вот твои сто франков.

Мадлен вытащил из кармана пять наполеондоров и вручил их г-ну Пелюшу.

— О отец, — прошептала Камилла.

— Но, — ответил г-н Пелюш, — ведь Мадлен утверждает, что он стоит эти сто франков!

— В моих руках — да, в твоих же он не стоит и двадцати. Так что не жалей.

— Я не жалею, — ответил г-н Пелюш в восторге оттого, что вернет потраченные деньги и сможет представить Атенаис те самые пять наполеондоров, которые она уже не раз ставила ему в упрек. — Я не жалею и скажу больше, несмотря на все его выходки, какие он проделал со мной, я расстаюсь с этим четвероногим без малейшего чувства ненависти. Прощай, Мадлен! Кланяйся от меня господину Анри и передай, что ему некого винить, кроме себя самого, в том, что он не стал моим зятем.

Камилла бросилась в объятия своего крестного, едва слышно прошептав:

— Он всегда будет меня любить, не правда ли?

— Не волнуйся, — ответил Мадлен, прижимая девушку к груди.

Затем он обменялся рукопожатием с г-ном Пелюшем, и тот как-то весьма неопределенно пригласил Мадлена навестить их, когда тот будет в Париже.

Наконец два друга расстались. Фигаро, будучи рабом своего долга, хотел последовать за г-ном Пелюшем, но тот прогнал его движением руки, сказав при этом:

— Прочь, мерзкое животное, прочь; ты больше не принадлежишь мне!

— Прощай, моя бедная собачка, — прошептала Камилла.

— Иди сюда, Фигаро, — позвал пса Мадлен.

И Фигаро, довольный и радостный, словно сознавая перемену, происшедшую в его положении, подбежал к своему новому хозяину, встал на задние лапы, положил передние на грудь Мадлена и дружески зевнул ему прямо в лицо.

Мадлен приласкал его и поцеловал в морду, не подозревая, какие таинственные виды имело в отношении Фигаро Провидение!

Господин Пелюш, оскорбленный упрямством Анри и не понимавший ни причины его отказа, ни того восхищения, какое внушил Камилле этот поступок, разрушавший их совместное счастье и представлявшийся ему совершенно бессмысленным, неукоснительно сдержал обещание, данное им Мадлену, не ночевать более под крышей его крестника и в тот же вечер вместе с супругой, Камиллой и Блидой отбыл в Париж.

И поскольку хозяин магазина «Королева цветов» по натуре был мелочным человеком, то выгодная сделка, благодаря которой он избавился от Фигаро, частично вернула ему хорошее настроение.

Правда, когда его взгляд останавливался на Камилле и он видел это спокойное и очень печальное лицо, его охватывало беспокойство, внешне проявлявшееся в жестикуляции и брани, и человек, не посвященный в случившееся, мог бы счесть это приступами безумия.

На следующий же день после отъезда г-на Пелюша, как и обещал Анри папаше Мьету, объявления о продаже долями земель и замка Норуа были распространены по всему департаменту Эна.

Имение слыло одним из самых красивых и благоустроенных в округе, поэтому недостатка в желающих не было.

Многие хотели одновременно приобрести замок, земли и обе фермы и давали такую хорошую цену, что вынудили самого папашу Мьета дойти до шестисот тысяч франков; но Мадлен твердо стоял на своем, убежденный, что продажа по частям принесет ему на сто тысяч франков больше, чем продажа всего имения целиком.

Чем дольше дон Луис наблюдал, как возрастает цена, тем больше усилий он прилагал, чтобы побудить Анри принять половину той суммы, которая будет выручена за продажу поместья; но ничто не могло поколебать решимость молодого человека, и всякий раз со своей спокойной и печальной улыбкой он отклонял все предложения. Его брат, вначале видевший в Анри своего недруга, проникся к нему большой любовью.

Анри лишь попросил от имени Мадлена разрешения взять в счет тех двадцати тысяч франков, что его крестный отец дал взаймы в 1820 году графу де Норуа, шестьдесят или восемьдесят арпанов поросшей кустарником, колючками и вереском пустоши, где был построен охотничий домик. Заросли кустарника и вереска кишели кроликами, а поскольку пустошь была каменистой, то это было единственное место, где водились красные куропатки. Кроме того, вдоль нее протекала речка Урк, а поскольку длина пустоши значительно превосходила ее ширину и равнялась примерно двум километрам, то это были два километра заповедных рыбных заводей.

Эта часть угодий была выделена Мадлену как возмещение за ту самую сумму в двадцать тысяч франков, переданную им графу, — такова была их оценка.

Благоразумные люди полагали, что Мадлену следовало бы скорее взять на двадцать тысяч франков осушенных болот и водоемов, так как артишоки и маис могли бы давать на них семь или восемь процентов годовых. Но Мадлен не принадлежал к числу благоразумных людей, поэтому он, более умелый охотник, чем садовод, предпочел земли, дававшие кроликов, красных куропаток, а порой даже и фазанов, землям, способным давать артишоки и маис.

Что касается Анри, то, если бы вслед за крахом его состояния не последовал бы крах его надежд на счастье, он перенес бы эту катастрофу с философским спокойствием, достойным восхищения. Воспитанный Мадленом так, что роскошь была для него скорее привычкой, а не настоятельной потребностью, он с невозмутимым хладнокровием переселился бы из замка на ферму, если бы крестный предоставил ему на ферме комнату, где жила Камилла.

Наступил день торгов; более четырех тысяч человек съехались в Норуа. Причина этой распродажи, а следовательно, и разорения, для всех оставалась головоломкой. Анри пользовался горячей симпатией и любовью, так что все это обширное собрание испытывало живейшее сочувствие к его участи. Однако — ведь было известно, что как раз приезд иностранца и его требования вызвали эти трагические перемены в жизни Анри, — трудно было объяснить ту чудесную гармонию, в которой, казалось, жили оба молодых человека; они не расставались друг с другом, совершали долгие прогулки верхом, вместе жили в замке и вместе садились за стол. Мадлен, от чьего имени совершалась продажа, тогда как всеми благами богатства в глазах людей всегда пользовался Анри, Мадлен жил с ними, ел с ними и, казалось, почти с одинаковой любовью относился как к чужаку, так и к своему крестнику.