Он был мертв!
Крики и рыдания разразились снова.
Не было никаких сомнений, что такая же участь ожидает и других несчастных матросов — одного за другим.
Жители деревни единодушно потребовали от Жака Энена принять меры для спасения уцелевших людей.
Бывшему боцману пришлось отталкивать женщин, заходивших далеко в воду и протягивавших навстречу потерпевшим кораблекрушение свои беспомощные руки.
В это время громкие возгласы возвестили о прибытии спасательной шлюпки.
Толпа ринулась к ней, ее стали волочить и толкать к берегу.
И тут боцман Жак грозно, как адмирал, обратился к собравшимся со словами:
— Эй вы, слушайте меня и повинуйтесь! Все умолкли.
— Требуется восемь добровольцев! — вскричал боцман. Желающих оказалось пятьдесят человек.
В подобных случаях французы всегда проявляют поразительное мужество: чтобы спасти одного несчастного, десять смельчаков готовы пожертвовать собой, рискуя ничуть не меньше, чем тот, кого они собираются спасти.
Жак Энен выбрал восьмерых из числа самых сильных и решительных мужчин. Ни одна из женщин, будь то мать, жена или сестра добровольца, не
проронила ни слова, не сделала ни малейшей попытки удержать сына, мужа или брата, рвавшихся навстречу опасности.
Каждая из них понимала, что мужчины с Божьей помощью собираются исполнить священный долг.
Никто, кроме Бога, не был вправе судить тех, кто приносил себя в жертву.
Жак Энен указал каждому гребцу его место в шлюпке, посоветовал всем внимательно слушать приказы и ждать, когда волнение немного ослабнет, чтобы преодолеть пространство, отделявшее их от открытого моря.
По его команде восемь смельчаков подтолкнули лодку и, как только она заскользила по волнам, заняли свои места и согнулись, дружно работая веслами.
Но не успели они отойти на десять саженей от берега, как волна накрыла их с головой и, опрокинувшись, перевернула шлюпку.
Сидевшим в ней мужчинам удалось спастись, уцепившись за стальные тросы, которые Жак Энен предусмотрительно приказал натянуть вдоль обоих бортов.
Шлюпку трижды спускали на воду, и трижды волны переворачивали ее.
После третьей попытки спустить шлюпку на воду Жак Энен устало прислонился к лодке, лежавшей на песке вверх килем, и вскричал с тоской и яростной досадой в голосе:
— Довольно, ребята, довольно! Господь Бог не на нашей стороне.
Затем он проворчал, грозя Небу кулаком:
— Вовсе не смешно смотреть, как в ста саженях от берега твои товарищи дергаются, словно акулы на крючке! Если трос якоря натянут отвесно, он обязательно порвется! Сегодня — их черед, завтра — наш! Давайте помолимся за наших друзей, матросы! «De profundis»
[2]
» — вот и все, что им остается от нас ждать.
Подкрепляя эту просьбу жестом, старый морской волк обнажил свою седую голову, встал на колени и принялся молиться вслух.
Но ему не суждено было закончить начатую молитву.
Одна из женщин, пробившись сквозь толпу с яростью львицы, схватила боцмана за руку и встряхнула его с такой силой, что он был вынужден подняться.
Это была Жанна Мари.
— Трус! — воскликнула она. — Ты же видишь, что эти люди еще живы, а вы отказываетесь спасать своих ближних, хотя они всего лишь в двухстах шагах от вас и могут в любую минуту погибнуть! Ко мне, матери! Ко мне, жены! Давайте сделаем то, на что не решаются мужчины!
Несколько женщин обступили Жанну Мари с возгласами:
— Пошли! Пошли! Мы жены моряков, и мы знаем, как обращаться с веслами.
— Несчастная! — воскликнул Жак Энен, обращаясь к Жанне Мари. — Ты решила умереть сама и хочешь погубить других?
— Я хочу спасти моего сына… Мальчик протягивает ко мне руки, он там, видишь? Это мой сын!.. Да, да! — закричала женщина. — Да, я иду туда! Если я не смогу его спасти, то, по крайней мере, мы умрем вместе.
И тут, как будто стихия решила, пока люди молчали, дать за них ответ, чудовищная волна с грохотом обрушилась на берег; она сбила с ног несколько человек, а остальных окатила пеной.
Крики пострадавших смешались с возгласами других наблюдателей, стоявших на большем удалении от моря и не спускавших со «Святой Терезы» глаз.
Эти возгласы означали, что число потерпевших кораблекрушение, еще остававшихся в живых, сократилось до двух.
Теперь на мачте над первым трупом болтался еще один мертвец.
Таким образом, смерть поднималась вверх шаг за шагом.
— Видишь, Жанна Мари, — сказал старый боцман, — сила и мужество людей бессильны перед стихией, когда Господь Бог своим дыханием поднимает такие волны. Ни одна лодка, даже принадлежи она самому дьяволу, не перенесется через эту пучину, разве что вверх килем! Умелый пловец мог бы, пожалуй, покрыть расстояние в сто саженей, но я бы не советовал никому из Мези, каким бы сильным ни был этот человек, пытаться такое сделать.
— Пловец! Пловец! — твердила Жанна Мари, ломая себе руки. — Но я не умею плавать! О! Господь Бог, дающий матерям любящее сердце, должен был бы наделять нас мужской силой.
И тут она заметила охотника на водоплавающую дичь; он стоял рядом и хмуро смотрел на трагедию, разворачивавшуюся на его глазах.
С быстротой молнии женщина бросилась к его ногам.
— Господин Ален! — возопила она. — Господин Ален! Говорят, что вы лучший пловец не только в Мези, но и на всем побережье. Господин Ален, ради Бога, во имя вашего отца и вашей матери, покоящихся в христианской земле, спасите моего малютку!
— Даже не вздумайте, Монпле, — вмешался Энен, — даже не вздумайте! Иначе вас ждет жуткая смерть!
Жанна Мари поднялась на ноги и вскричала:
— Замолчите, Жак! Молчите и не мешайте этому смелому парню вернуть матери сына. О, если бы вы только знали, как я его люблю, добрый господин Ален! — продолжала несчастная женщина. — Если бы вы только знали, как он меня любит, мой бедный милый сыночек!.. Если бы вы знали, сколько притеснений я вынесла ради него!.. Если бы видели, с каким мужеством он согласился сесть в этот баркас, чтобы мы не лишились куска хлеба у дяди. О, тогда вы бы поняли, что мне нельзя терять его!.. Теперь, когда вы знаете это, я могу поклясться, что, спасая моего сына, вы спасаете жизнь сразу двух людей, ведь, кроме него, у меня никого нет! Но Бог, добрый, милосердный Бог — при этом вдова воздела руки к Небу, — Бог не станет отнимать у меня единственное утешение, которое он оставил мне на этом свете! Если же Господь заберет Жана Мари, то, значит, он не хочет, чтобы я пережила сына! О Боже, Боже! Ты ведь знаешь, что мать не может пережить свое дитя, не так ли?!