Паркер застонал. Пуля была разрывной, и на его защитного
цвета рубашке расплылось красное пятно.
— Черт, — изумленно сказал он.
Он еще дважды нажал на курок карабина. Кто-то в толпе
вскрикнул от боли. Потом ружье выпало у него из рук, и он рухнул вниз и лежал
там, тяжело дыша, как собака, сбитая автомобилем. Изо рта у него хлынула
кровь..
— Вы. У… Блю… Ублю… — и он умер.
— Что с ним? — спросил Гэррети. — Что с ним случилось?
— Он напал на них, — ответил Макфрис. — Должно быть, понял,
что он на пределе, и решил умереть так. Он ведь думал, что мы все… И знаешь,
Гэррети — мы бы могли.
— О чем ты? — Гэррети вдруг охватил страх.
— А ты не знаешь?
— Могли… С ним… — Ладно. Забудь. Макфрис отошел. Гэррети
била дрожь. Он не хотел знать, о чем говорил Макфрис. Не хотел об этом даже
думать.
ДЛИННЫЙ ПУТЬ — продолжался.
К девяти часам еще никто не выбыл, только Абрахам начал
стонать.
Было очень холодно, но никто не предложил ему никакой
одежды. Гэррети опять подумал о первобытной справедливости, но это лишь вызвало
у него тошноту.
Есть совершенно не хотелось, и его пояс с едой был еще почти
полон. Бейкер, Абрахам и Макфрис — вот и все друзья, которые остались.
И Стеббинс, если его можно считать чьим-то другом.
В темноте он едва не налетел на Бейкера. В руках у того
что-то звякало.
— Что ты делаешь?
— Считаю мелочь.
— Ну, и сколько? Бейкер улыбнулся:
— Доллар двадцать два.
— И что ты собираешься с ними делать?
Бейкер смотрел в темноту.
— Купи мне большой, — сказал он. Его легкий южный акцент
теперь усилился. — Самый большой, с розовым атласом внутри и белой подушкой. И
крепкий, чтобы крысы не забрались туда до самого Судного дня.
— Бейкер? Ты что, спятил?
— Я хочу умереть. Пора. Разве ты не хочешь?
— Заткнись! — Гэррети опять била дрожь.
Дорога пошла в гору, прервав их разговор. Гэррети шел вверх,
чувствуя боль во всем теле, в каждой его клеточке, и думал об идее-фикс
Бейкера, о гробе. Интересно, не последняя ли это вещь, о которой он думает?
Периодически на них сыпались предупреждения. Вездеход ехал за ними; солдата,
убитого Паркером, тут же заменили. Толпа монотонно кричала.
Гэррети пытался представить, каково это: лежать в
торжественном полумраке, с руками, сложенными на груди. Не думать о боли,
любви, ненависти, о деньгах. Ни о чем. Абсолютный ноль. Спасение от агонии
движения, от горького кошмара этой дороги.
Как это может быть?
Вдруг все — агонизирующая боль в мускулах, пот, струящийся
по лицу, распухшие ноги — показалось очень реальным, очень дорогим. Гэррети
доковылял до вершины холма и быстро пошел вниз.
В 23.40 Марти Уаймэн получил пропуск. Гэррети совсем забыл о
нем — последние сутки Уаймэн не подавал никаких признаков жизни. Он и умер
беззвучно. Просто лег и был застрелен. А кто-то прошептал, что это Уаймэн.
Вот и все.
К полуночи они были в восьми милях от границы Нью-Хэмпшира.
Дождь поливал, не переставая, и Абрахам начал кашлять тем же
мокрым, захлебывающимся кашлем, что и Скрамм.
В четверть второго Бобби Следж попытался под покровом
темноты затесаться в толпу. Его поймали быстро. Гэррети подумал — не тот ли
светловолосый солдат, что едва не застрелил его, вытащил бедного Следжа из
толпы и всадил в него пулю? Светловолосый был здесь, Гэррети видел его на
вездеходе.
Без двадцати два Бейкер упал и начал биться головой об асфальт.
Гэррети, не раздумывая, устремился к нему, но на плечо ему
легла рука.
Конечно же, это опять был Макфрис.
— Нет. Хватит мушкетерства, Рэй.
Они пошли вперед, не оглядываясь.
Бейкер получил три предупреждения, потом как-то встал и
пошел. Он прошел мимо них с Макфрисом, не глядя в их сторону. На лбу у него
багровела уродливая ссадина.
Около двух они вошли в Нью-Хэмпшир под аккомпанемент рева
самой большой толпы, какую Гэррети до сих пор видел, духовых инструментов и
разрывов петард. В свете фейерверков поблескивали черные очки Майора. Рядом с
ним стоял губернатор Нью-Хэмпшира, потерявший ногу при штурме ядерного склада в
Сантьяго.
Гэррети опять задремал. Ему мерещился улыбающийся Урод
д'Алессио в гробу. Рядом с гробом в качалке сидела тетка Бейкера и тоже
улыбалась, как Чеширский кот. Они смотрели, как черный автомобиль без номеров
увозит отца Гэррети. Отец в одном белье стоял между двух солдат, одним из
которых был светловолосый, а другим — Стеббинс. Тетка Бейкера исчезла, только
ее улыбка висела в воздухе, раскачиваясь вместе с креслом… Снова выстрелы. О
Боже, они стреляют в него, это конец… Он сделал несколько скачущих, панических
шагов, пронизывающих его болью с головы до пят, прежде чем понял, что стреляли
в кого-то другого. — Привет, — рядом с ним появился Стеббинс, ухмыляясь, как
тетка во сне.
— Явился, ученая задница, — прошептал Макфрис.
— Моя задница не ученее твоей, — парировал Стеббинс. — Разве
что немного.
— Ладно, заткнись, — Макфрис махнул трясущейся рукой и пошел
прочь. Около трех застрелили еще кого-то. Абрахам, пылающий гнева, казалось,
светился в темноте, как падающий метеорит. Он продолжал тяжело, надсадно
кашлять.
Бейкер шел с угрюмой решимостью, пытаясь избавиться от своих
трех предупреждений. Макфрис все сильнее сгибался, как больной старик. Только
Стеббинса, казалось, ничего не брало.
Остальные в большинстве своем уже вышли, казалось, за
пределы боли и страха, как Олсон. Они брели сквозь дождь и темноту, подобно
ожившим мертвецам. Гэррети избегал смотреть на них.
Перед самым рассветом почти одновременно застрелили троих.
Толпа рокотала, с вожделением глядя на распластанные тела.
Гэррети это показалось началом жуткой цепной реакции, которая покончит с ними
всеми. Но последним оказался Абрахам. Он вдруг упал на колени, глядя невидящими
глазами в сторону вездехода. Потом рухнул на асфальт лицом вниз. Его оксфордские
ботинки дернулись еще пару раз и замерли.
Наступал рассвет. Последний день Длинного пути был
пасмурным.
Ветер скулил на почти опустевшей дороге, как пес,
потерявшийся в незнакомом и опасном месте.
Часть третья. Кролик
Глава 17
“Мама! Мама! Мама! Мама!”