— Да, но тогда не было такой жары, — сказал Йенсен. — Когда
холодно, можно идти быстрее и согреться. Но когда жарко, нельзя идти медленнее…
И охладиться.
— Несправедливо, — сердито буркнул Колли Паркер. — Почему
этот чертов Путь не проводят в Иллинойсе, где земля ровная?
— А мне нравится Мэн, — сказал Скрамм. — Что ты все
ругаешься, Паркер?
— А что у тебя сопли текут? — огрызнулся Паркер. — У всех
свои странности. Еще вопросы будут?
Гэррети взглянул на часы, но они остановились на 10.16. Он
забыл их завести.
— Сколько времени? — спросил он.
— Счастливые часов не наблюдают, — сказал Пирсон, и все
рассмеялись. — У меня часы остановились.
— Две минуты третьего — сказал Пирсон. — Солнце сядет еще не
скоро. Солнце немилосердно палило сквозь редкие ветви, не дающие тени.
Пронесся слух, что ожидается дождь, и на горизонте виднелось
что-то вроде облаков, но это могла быть всего лишь утешительная иллюзия.
Абрахам и Колли Паркер обсуждали дальнобойность солдатских
карабинов. Гэррети не хотелось участвовать в этом разговоре, и он пошел в
стороне от всех, глядя по сторонам.
ДЛИННЫЙ ПУТЬ — был уже не так растянут. Впереди шли два
высоких смуглых парня в одинаковых кожаных куртках. Прошел слух, что они
голубые, любовники, но Гэррети это не очень заинтересовало. Какая разница,
любовники они или нет?
За кожаными парнями шел Баркович, потом Макфрис. Он все так
же глядел Барковичу в спину. Гэррети не показалось, что Баркович спятил. Он с
болью подумал, что Макфрис выглядит более сумасшедшим.
За ними шли семь или восемь человек, образующих постоянно
меняющуюся конфедерацию. Следом шла группа поменьше — Скрамм, Пирсон, Бейкер,
Абрахам, Паркер и Йенсен. За ними шли еще какие-то незнакомые парни. Среди них
затесались доходяги вроде Олсона и те, кто, как Стеббинс, предпочитал
уединение. И почти у всех них на лицах застыло испуганное выражение, уже
знакомое Гэррети.
Карабины дрогнули и нацелились на одного из отстающих,
коротышку в зеленой шелковой рубашке. Тот полчаса назад получил третье
предупреждение.
Коротышка бросил на них затравленный взгляд и поспешил
вперед. Карабины еще какое-то время следили за ним, потом отстали.
Гэррети ощутил какой-то непонятный подъем духа. До Олдтауна
и цивилизации оставалось не больше сорока миль. Там начнется шоссе, где можно
идти по травяной полосе в центре, сняв обувь. Ощущать холодную росу. Господи,
как здорово. Может, тогда у него появятся новые силы.
Облака на горизонте увеличились и явно обещали дождь.
Выстрелы настигли парня в зеленой рубашке, но Гэррети даже
смерть не казалась теперь такой уж страшной. В конце концов она придет ко всем,
даже к Майору. Так зачем бояться ее раньше времени? Он занес это в мысленную
записную книжку, чтобы сказать Макфрису при следующей встрече.
Он стал готовиться к встрече с ближайшей красивой девушкой,
но вместо красивой девушки появился маленький итальянец.
Это был карикатурный итальянец, в соломенной шляпе и с
черными закрученными усами. Он стоял возле старого фургона и махал им,
показывая неправдоподобно белые зубы.
Фургон был открыт, и внутри, на ложе из колотого льда,
громоздились крупные зеленые арбузы, Желудок у Гэррети загудел, как мотор.
Надпись на фургоне гласила:
“Дом Ланцо любит всех участников Длинного пути — бесплатные
арбузы!" Несколько участников, включая Абрахама и Колли Паркера, невольно
потянулись к обочине. Они получили предупреждения. Дом Ланцо, увидев их,
рассмеялся звонким радостным смехом и, погрузив обе руки в лед, достал оттуда
охапку розовых арбузных ломтей. Рот Гэррети наполнился слюной. «Ему же не
позволят». И потом: «Боже, как это вкусно! Ну почему бы им немного не опоздать
на этот раз? Интересно, где он взял арбузы в это время года?» Участники столпились
возле Дома, который, лучась счастьем, раздавал им арбузы. Трое гвардейцев
устремились к фургону, и Гэррети слышал, как Дом кричит:
— В чем дело? В чем дело? Это мои арбузы, ослы! Я хочу их
раздать и раздам! Уберите руки вы, ублюдки!
Один из гвардейцев стал вырывать ломти арбуза из рук Дома,
другой захлопнул дверцы фургона.
— Ублюдки! — закричал Гэррети из всех сил. Его крик разрезал
горячий воздух, как стекло, и один из гвардейцев обернулся… Взгляд у него был
почти пристыженный.
— Вонючие сукины дети! — орал Гэррети. — Будь прокляты ваши
матери за то, что родили таких сукиных детей!
— Молодец, Гэррети! — крикнул еще кто-то. Это был Баркович,
грозивший гвардейцам кулаками. — Ты им сказал!
Теперь уже они все орали, а гвардейцы — это не Эскадрон. Их
лица были красными от стыда, но они все равно держали маленького итальянца. Тот
от волнения забыл английские слова и осыпал их сочными ругательствами на родном
языке. Толпа свистела. Какая-то женщина швырнула в одного из гвардейцев
транзистором и сшибла с него фуражку.
Каким-то образом Дом Ланцо вырвался и побежал. Толпа
расступалась перед ним и снова смыкалась, не пуская гвардейцев. Один из них все
же догнал итальянца и рванул его назад. Уже падая, Дом подбросил высоко вверх
все свое розовое богатство.
— Дом Ланцо любит вас! — прокричал он. Толпа взорвалась
аплодисментами. Ломти арбуза взлетели в воздух, и Гэррети счастливо рассмеялся,
видя, как Абрахам поймал один из них.
Другие получали предупреждения, но умудрялись нагибаться и
поднимать куски арбуза. Таких счастливцев было пять или шесть, но все остальные
кричали от радости или проклинали солдат, которые наблюдали за происходящим с
теми же каменными лицами.
— Спасибо! — прокричал Абрахам. Его улыбающееся лицо было
измазано розовым соком.
— Черт побери! — сказал Колли Паркер. — Черт побери! — он
откусил от своего куска, потом разломил его пополам и отдал половину Гэррети,
который от удивления опешил.
— На, жри! — крикнул Колли. — Не говори потом, что я жадный!
Гэррети засмеялся:
— Иди на фиг. Арбуз был холодный-холодный. Сладкий сок тек
по подбородку, заливался в нос и — о Господи! — тек в глотку.
Он едва заставил себя оторваться.
— Пит! — позвал он и кинул Макфрису половину своего куска.
Тот поймал арбуз на лету с реакцией опытного игрока в бейсбол и благодарно
улыбнулся. Гэррети почувствовал, как безумная радость наполняет его, вливая
свежую силу в его ноги и руки. Почти всем досталось по кусочку арбуза, пусть
даже самому маленькому.
Стеббинс, как обычно, был исключением. Он одиноко шагал по
дороге и не улыбался.