Я все ждала, когда же Дженни появится в этом разговоре.
— А ты бы хотел полизать ей?
— … потому что, при всех прочих равных условиях, а они оба профессионалы, — если одного из них назначат, а другого нет… прости, дорогая, ты что-то сказала?
— Как тебе кажется, у нее есть имидж? У Дженни? Сама как на витрине, куча пи-ар, как ты как-то выразился.
Я вся дрожу, парализующая дрожь проходит по всему телу точным цифровым ритмом раз в две секунды.
— Да я никогда еще не работал ни с кем более настойчивым и целеустремленным, будь то мужчина или женщина, — в улыбке Хью сквозит обожание.
Ты трахаешь ее, трахаешь уже четыре года, я надеюсь на это, потому что не может быть, чтобы ты трахал меня настолько плохо, если только в это время ты не трахаешь кого-то еще…
— У нее есть любовник? — спрашиваю я.
— Она живет с Колином Норманом, — отвечает Хью, безуспешно пытаясь не придать словам «Колин Норман» смысл «маньяк-педофил» или, что еще хуже, «сотрудник с большим количеством больничных дней».
Конечно, вся эта поездка была подстроена. Я знаю, куда мы направляемся. И вот мы въезжаем в знакомый
дворик.
— Билл с Молл сказали, что мы спокойно можем заскочить на стаканчик-другой, — объясняет мне Хью.
— Я… э… я.
— Билл что-то рассказывал о том, что он свой кабинет увеличил. Я думал взглянуть.
— Мы почему-то никогда не ходим к моим друзьям!
— Дорога-ая… Билл с Молл — это и твои друзья!
— Мэри… Кэрен… они тоже были твоими друзьями.
— Ну, эти университетские знакомства; студенческие глупости, дорогая. Жизнь не стоит на месте…
— Я не хочу заходить…
— Ну что с тобой, дорогая?
— Мне кажется, я лучше пойду…
— Пойдешь? Пойдешь куда? О чем ты говоришь? Ты хочешь домой?
— Нет, — шепчу я, — мне кажется, я лучше уйду. Просто уйду. Навсегда, — мой голос сливается с тишиной.
Уйду от тебя, Хью. Ты играешь в теннис, но живот у тебя все же появляется…
— Ну, вот и хорошо, дорогая! Вот молодец! — говорит он, выпрыгивая из машины.
Билл уже в дверях, приглашает нас войти с поддельным удивлением.
— Двойняшки Томсон! Как наша прелестная Хедер? Великолепна, как и всегда!
— Хью завидует, — говорю я, рассеянно теребя Билла за пуговицу, — говорит, что твой кабинет больше его. Правда, что ли?
— Ха-ха-ха, — немного нервно смеется Билл, а Хью устремляется дальше, и вот он уже чмокается с Молл, и я чувствую, как чьи-то руки снимают с меня пальто. Меня передергивает, и я снова начинаю дрожать, хотя в доме тепло. На столе в гостиной накрыто что-то типа фуршета.
— Отведайте знаменитой чесночной пасты от Молл, — зовет нас Билл.
Чувствую, что сейчас мне надо бы сказать Молл: НЕ НУЖНО БЫЛО ТАК БЕСПОКОИТЬСЯ, но сейчас мне все до фени. Я ощущаю, как приходят слова, но их слишком много, и они застревают у меня в горле; мне кажется, что мне придется физически доставать их пальцами. Так или иначе, Хью первым открывает рот:
— Не нужно было так беспокоиться, — улыбается он Молл.
Так беспокоиться. Понятно. Молл отвечает:
— Что вы, какое беспокойство.
Я присаживаюсь, наклоняясь вперед, и замечаю пуговицы на ширинке Билла. Я думаю, что расстегнуть их и посмотреть на его член было бы все равно что развязать мусорный мешок и копаться в его содержимом: вонь ударяет прямо в лицо, когда берешь в руку этот мягкий гнилой
банан.
— …и Том Мэйсон оговаривает в контракте на обслуживание, что у нас будут аккумулированные штрафные санкции за задержки при поставке, и это, надо заметить, оказало нужный эффект на внимание нашего друга мистера Росса…
— …похоже на нашего Тома, расставить защиту по всем фронтам, — замечает Билл восхищенно.
— Разумеется, наш приятель Марк Росс был совсем не рад такому обороту. Но, как говорится, не все коту масленица.
— Абсолютно справедливо! — улыбается Билл, и Молл за ним, от чего мне вдруг хочется накричать на нее: чего ты-то улыбаешься, какое тебе дело до всего до этого; но тут он добавляет: — Ой, кстати, я же купил сезонные.
— Отлично!
— Сезонные? — спрашиваю я. — Фрэнки Валли… и
Четыре…
— Я купил пару сезонных билетов для себя и для твоего благоверного в Иброкс, на старый стэнд.
— Что?
— Ну, футбол. Глазго Рэйнджерс ЭфСи.
— Да?
— Неплохо проведем денек, — говорит, смущаясь Хью.
— Но ты же — за Данфермлайн. И всегда за него был! — это почему-то злит меня, сама не знаю почему. — Помнишь, ты водил меня в Ист Энд Парк… когда мы были…
Я не могу закончить предложение.
— Да, дорогая… но Данфермлайн… понимаешь, я никогда за них как таковых не болел; они и были-то всего простой местной командой. Сейчас все изменилось, теперь нет местных команд. Мы должны болеть за Шотландию в Европе, за историю успеха Шотландии. К тому же я очень уважаю Дэвида Мюррея и знаю, что они в Иброксе умеют хорошо принять гостей. Парсы… это совсем другой мир… к тому же в душе я всегда был ближе к синим.
— Ты болел за Данфермлайн. Мы же с тобой ходили. Помнишь, как они проиграли финал Хибсам в Хампдене. Ты же места себе найти не мог. Плакал, как мальчишка!
Молл улыбается на это, а Хью явно не по себе.
— Дорогая, мне кажется, Биллу с Молл совсем не интересно слушать, как мы спорим о футболе… да ты ведь никогда этим особенно не интересовалась… с чего это вдруг?
С чего это я вдруг?
— Да так, ни с чего… — устало закрываю я тему.
Это последняя капля. Мужчину, который меняет женщин, еще можно простить, но мужчину, который меняет команды… Это значит, что у него нет воли. Это значит, что он стал глух ко всему, что важно в жизни. Я бы не могла жить с таким.
— А Молл приготовила замечательную пасту! Очень вкусно — этот чесночный соус!
— И очень легко, — говорит Молл.
— Прости, Молл, что-то аппетита нет, — говорю я, отщипывая кусочки хлебца. Я почти подпрыгиваю, когда Билл вдруг подлетает ко мне и устанавливает тарелку прямо мне на сиськи.
— У-упс! Служба слежения за крошками! — говорит он, выжимая улыбку на расстроенном лице.
— Новый ковер, — извиняющимся тоном добавляет Молл.
— Мне так неудобно, — слышу я свой собственный
голос.
— Давай посмотрим на твой кабинет, Билл, — говорит Хью, подпрыгивая от возбуждения.