— Ты, конечно, можешь прыгнуть на меня, если хочешь, —
сказала Хейди, — но я желала бы, чтобы ты прыгнул на весы в ванной…
— Ладно тебе, Хейди! Ну, сбросил в весе — подумаешь, дело!
— Я даже горжусь тем, что ты возвращаешь себе форму, Билли.
Но мы с тобой последние пять дней были постоянно вместе, и мне просто в голову
не приходит, почему и как ты теряешь вес.
Он внимательно посмотрел на нее, но она не ответила
взглядом: смотрела прямо перед собой в ветровое стекло, сложив руки на животе.
— Хейди…
— Ты ешь столько же, сколько всегда. Даже, может быть,
немного больше. Горный воздух, знаешь, возбуждает аппетит.
— Не надо подслащивать пилюлю, — сказал он, притормаживая,
чтобы бросить в автомат дорожную пошлину. Губы его сжались, а сердце забилось
чаще. Внезапно супруга вызвала в нем раздражение. — Скажи прямо, что я
прожорливый боров. Чего крутиться вокруг да около? Я не обижусь.
— Ну почему ты так?! — воскликнула она. — Зачем ты меня
обижаешь? Билли, ведь все было так чудесно.
Ему не надо было оборачиваться к ней на сей раз, чтобы
понять по ее дрогнувшему голосу, что она на грани слез. Он тут же раскаялся, но
раскаяние не убило раздражения и страха, который таился под ним.
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он, стиснув руль так,
что костяшки на пальцах побелели. — Никогда. Но терять в весе — это же хорошо,
Хейди. И не стоит меня за это бить.
— Да не всегда это хорошо! — крикнула она. Он даже
вздрогнул, и машина слегка вильнула. — И ты сам прекрасно понимаешь, что это
вовсе не всегда хорошо!
Теперь она плакала и рылась в сумочке в поисках салфетки. Он
протянул ей свой платок, и она вытерла глаза.
— Можешь говорить все, что хочешь, Билли. Можешь злиться,
можешь придираться ко мне. Можешь вообще испортить все впечатление от нашего
отпуска, если хочешь. Но я люблю тебя, Билли, и я должна сказать то, что нужно
сказать. Когда люди начинают терять вес без всякой причины, это может означать
заболевание. Это даже одно из семи предостережений рака. — Она сунула ему
платок обратно. Когда он взял его из ее рук, пальцы Хейди были холодными.
Слово было произнесено. Рак. Рифма: рак — дурак. Одному Богу
известно, сколько раз это слово возникало в голове с тех пор, как он встал на
весы возле обувного магазина. Так отворачиваешься от назойливых крикливых
нищих… или от хватких цыганят, бегущих по улице впереди табора. Цыганята пели
странные песни — вроде бы и монотонные, но в то же время
завораживающе-приятные. Они умели ходить на руках, удерживая босыми ногами
тамбурины. А как они жонглировали! Любой «шапито» за пояс заткнут. Крутят
пластмассовые тарелки на пальцах и даже на носу, да еще смеются при этом.
Похоже, что все заражены какими-то кожными заболеваниями, много косоглазых, с
заячьей губой. Когда обнаруживаешь перед собой внезапно такое дикое сочетание
бурной жизненной активности с уродством, ничего не остается, как отвернуться.
Нищие, цыганята, рак. Такое беглое порхание мыслей испугало его.
Но все равно — лучше припечатать словом.
— Я себя просто классно чувствовал, — повторил он свою мысль
уже, наверное, в шестой раз с тех пор, как Хейди ночью начала задавать вопросы
о его здоровье. Да ведь так оно и есть, черт подери! — Я зарядку делал, кстати.
Тоже верно… по-крайней мере последние пять дней. И по
Лабиринту поднялись вместе. Хоть и одышка мучила всю дорогу, и живот пришлось
поджимать в узких расщелинах, но ведь нигде не застрял. Да Хейди сама страдала
от одышки даже больше, чем он, — дважды просила остановиться передохнуть. Билли
дипломатично не упомянул ее частые перекуры.
— Я верю, что ты себя отлично чувствуешь, — сказала она. —
Это замечательно. Но замечательно было бы еще и к врачу сходить. Ты уже более
полутора лет у него не проверялся. Уверена, что доктор Хаустон по тебе
соскучился.
— А я думаю, он сам всего лишь мелкий наркоман.
— Мелкий — что?
— Ничего.
— Билли, говорю тебе, невозможно потерять двадцать фунтов за
две недели благодаря лишь утренней зарядке.
— Я не болен.
— Ну, тогда можешь просто посмеяться над моей мнительностью.
Остаток пути до Фэйрвью ехали молча. Халлеку хотелось обнять
ее, сказать — да, конечно же, он так и сделает, как она советует. Но помешала
странная до абсурдности мысль. Абсурдная, но исключительно тревожная.
«Друзья мои! А может быть, у современных цыган появился
новый вид проклятья? Как вы смотрите на такую возможность? Прежде они
превращали вас а оборотня, насылали демона, чтобы среди ночи он вам башку
оторвал, — и все в таком духе. Но времена меняются, не так ли? Что если этот
старик прикоснулся ко мне, чтобы наслать на меня рак? Она права — ни с того ни
с сего так в весе не теряют. Такая потеря — предвестница чего-то очень
нехорошего. Вроде шахтерской канарейки, которая внезапно помирает в клетке. Рак
легких, белокровие… меланома…»
Безумная идея, но из головы никак не выходила: «что если он
прикоснулся ко мне и наслал на меня рак?»
Линда приветствовала их поцелуями и, к их обоюдному
изумленью, вытащила из духовки великолепную пиццу с грибами. Обслуживала их на
бумажных тарелочках, на которых нарисовала большого любителя этого блюда, их
кота Гарфилда. Спросила, как прошел их второй медовый месяц, и прежде, чем они
успели раскрыть рты, чтобы рассказать ей о своем путешествии, она закричала:
«Ой! Кстати, чуть не забыла!» — и в течение всего обеда пересказывала им
содержание сериала ужасов. Естественно, ей самой это было куда интересней, чем
родителям, но Халлек и его супруга пытались выслушать со вниманием. Еще бы —
столько новостей за неделю!
Убегая, Линда звонко чмокнула Халлека в щеку:
— Пока, худоба!
Халлек понаблюдал в окно, как она оседлала велосипед и
помчалась по улице с развевающимся «хвостом». Потом повернулся к Хейди с
потрясенным видом.
— Короче! — сказала она. — Ты намерен меня выслушать?
— Ты ей сказала. Подговорила ее сказать мне такое. Женский
заговор, так сказать?
— Ничего подобного.
Он внимательно посмотрел ей в лицо и устало кивнул.
— Ладно… верю.
Хейди решительно погнала его в ванную, где он в итоге
разделся донага, повязав только полотенце вокруг поясницы. У него вдруг возникло
сильное ощущение «дежа вю» — дислокации времени. Чувство того, что все это он
уже когда-то пережил и видел. Оно было до тошноты острым. Абсолютная копия того
момента, когда он вот так стоял на весах с полотенцем вокруг поясницы. Не
хватало только запаха яичницы с ветчиной, доносившегося снизу. Все остальное
было точным повторением.