Я покачала головой. Мы зачастую боимся произнести хоть
слово, опасаясь, что он нас подслушивает, я имею в виде не-Сета. Херби смял
буклет и бросил его в корзинку для мусора. Я нашла это недостаточным, достала
буклет и порвала на мелкие клочки. Но сначала взглянула на перекошенное мукой
лицо. Добро пожаловать в ад!
Это Херб? Или я? Хотелось бы сказать “нет”, но иной раз я
пребываю в полной уверенности, что нахожусь именно там. И это происходит
довольно-таки часто. Иначе с чего бы мне вести этот дневник?
11 июня 1995 г.
Сет спит. Наверное совсем выдохся. Херби во дворе
заглядывает во все щели. Только я думаю, что Сет уже туда заглянул. Теперь мы
хоть знаем, что пропало. Космофургон “Парус мечты”. У Сета есть все
мотокоповское дерьмо: фигурки главных героев, штаб-квартира, Кризисный центр,
ангар космофургонов, два парализатора, даже “плавающие простыни” на кровати. Но
больше всего на свете он любит космофургоны. Машинки на батарейках, довольно
большие, оригинальной формы. Большинство из них с крыльями, выдвигающимися при
помощи поворота рычажка на днище с радиолокационными антеннами, которые могут
вращаться, как настоящие (на “Парусе мечты” космофургоне Касси Стайлз, антенна
в форме сердечка, и это после тридцати лет разговоров о том, что однотипные
игрушки не нужно делить на мужские и женские), мигающими огнями, сиренами, и
так далее и тому подобное.
Во всяком случае, из Калифорнии Сет прибыл со всеми шестью
космофургонами, что продавались на тот день: красным (“Стрела следопыта”),
желтым (“Рука справедливости”), синим (“Свобода”), черным (“Мясовозка”,
принадлежит плохишу), серебристым (“Рути-Тити”, мне кажется, кому-то заплатили
за то, что он придумал такое идиотское название) и розовым, на котором ездит
Касси Стайлз, любимая девочка моего юного племянничка. Забавно, конечно,
смотреть на его увлечение всей этой ерундой, да только происходящее сейчас
далеко не забавно: “Парус мечты” пропал, отсюда и весь сыр-бор.
Херби разбудил меня в шесть утра, вытащил из постели. Руки у
него были холодны как лед. Я спросила, в чем дело, но он ничего не стал
говорить, просто подвел меня к окну и спросил, что я там вижу. Я поняла, о чем
он спрашивает: вижу ли я то, что видит он?
Я увидела, сомнений в этом быть не могло. “Парус мечты” как
живой. Только не космофургон, принадлежащий Сету, не игрушка фута в два длинной
и, возможно, в фут высотой. Мы смотрели на полноразмерный автомобиль длинной в
двенадцать, а высотой в семь футов. С поднятым люком на крыше и вращающейся
антенной радиолокатора, совсем как в мультсериале.
— Господи Иисусе, — прошептала я, — откуда он взялся?
Я уж решила, будто он спланировал к нашему дому на своих
выдвигающихся крылышках. Жуткое, знаете ли, ощущение. Все равно что, поднявшись
с постели и продрав глаза, обнаружить у себя во дворе летающую тарелку. У меня
перехватило дыхание. Словно кто-то врезал мне в солнечное сплетение.
Когда же Херб сказал мне, что никакого фургона здесь нет, я
не поняла, что он имеет в виду. А потом солнце поднялось чуть выше, и до меня
дошел смысл его слов: я увидела сквозь фургон наш забор. То есть настоящего
фургона не было. Но в то же время он был.
— Сет показывает нам то, о чем не может сказать, — пояснил
Херб.
Я спросила Херба, проснулся ли мальчик, и он ответил, что
нет, он подходил к его комнате, проверял. Сет крепко спит. Внутри у меня все
похолодело. Потому что слова Херба означали одно: мы стоим в пижамах у окна
спальни и видим сон нашего племянника. Сон этот перед нами, во дворе, большой
розовый мыльный пузырь.
Мы простояли у окна минут двадцать. Что ждали — не знаю.
Может, появления Касси Стайлз. Но ничего такого не произошло. Розовый фургон
просто стоял, с приоткрытым люком и вращающейся антенной радиолокатора, а потом
начал расплываться и терять цвет. Затем мы услышали, как Сет встал и пошел в
туалет. Когда же послышался шум спускаемой воды, фургон исчез окончательно.
За завтраком Херб пододвинулся к Сету, как бывало, когда он
хотел поговорить с мальчиком. Я думаю, Херб гораздо смелее меня. Учитывая, что
именно Херб:
Нет, этого я написать не могу.
Так или иначе, Херби наклоняется к Сету, чтобы мальчику
пришлось посмотреть на него, и начинает говорить тихим, ласковым голосом. Он
говорит Сету, что мы знаем, почему он так расстроен, но волноваться не о чем,
так как космофургон Касси наверняка где-нибудь в доме или во дворе. И мы его
обязательно найдем. Все это время, пока Херб говорит, Сет ведет себя прекрасно.
Ест овсянку, и лицо его не меняется. Иногда ты знаешь, что это он, Сет,
внимательно слушает, возможно, что-то и понимает. Потом Херб говорит: “А если
мы все-таки не сможем найти его, то купим тебе новый”. И понеслось.
Миска Сета с овсянкой летит через всю кухню, оставляя за
собой шлейф молока и хлопьев. Она ударяется об стену и разбивается. Ящик под
плитой открывается, и оттуда вываливается все, что в нем хранится: сковороды,
вафельницы, формы для пирожков. Поворачиваются краны на раковине. Посудомоечная
машина не может включиться при откинутой крышке, но включается, и вода веером
летит на пол. Ваза, стоявшая на полочке, повторяет путь миски с овсянкой и тоже
разбивается об стену. Но больше всего меня напугал тостер. Он работал (я
поджаривала пару гренков), но тут внезапно раскалился докрасна, словно печь.
Рычаг выброса резко пошел вниз, а гренки, черные и дымящиеся, подлетели до
самого потолка. Приземлились они в раковину.
Сет поднялся и вышел из кухни. На негнущихся ногах. Мы с
Хербом переглянулись, а потом он и говорит: “Думаю, гренки будут очень даже
ничего, если положить побольше орехового масла”. Сначала я в недоумении
смотрела на него, а потом расхохоталась. Херб последовал моему примеру. Мы
смеялись и смеялись, уткнувшись в кухонный стол. Не хотели, чтобы он слышал.
Глупо, конечно. Сету частенько не надо слышать, чтобы знать. Я не уверена, что
он читает наши мысли, но каким-то образом многое становится ему известно.
Когда же я наконец взяла себя в руки, смогла оторвать голову
от стола и оглядеться, то увидела, что Херб уже достает тряпку из-под
посудомоечной машины. Он все еще похохатывал и вытирал с глаз слезы. Как
хорошо, что он смог отвести душу. Я поднялась, чтобы взять совок и щетку.
— Наверное Сет очень привязался к старому “Парусу мечты”, —
только и сказал Херб. Сейчас три часа пополудни, и мы перерыли весь дом. Сет
пытался помогать как мог. У меня защемило сердце, когда я увидела, как он
заглядывает под диванные подушки, словно его пропавший космофургон мог
завалиться туда, как четвертак или корочка пиццы. Херб начинал поиски полный
радужных надежд, говоря, что фургон слишком велик и ярко раскрашен, чтобы мы
могли его не заметить. Я тогда подумала, что он прав. Откровенно говоря, я и
сейчас думаю, что он прав, только почему мы не можем найти этот фургон? Дневник
я пишу за кухонным столом и вижу отсюда, как Херб на коленях ползает вдоль
живой изгороди у дальнего конца нашего участка, шебуршит под кустами рукояткой
грабель. Меня так и подмывает сказать ему, чтобы он перестал, ведь Херб уже
третий раз обследует зеленую изгородь, но язык не поворачивается.