— Палку я уже принес, — сказал я. Я сунул руку под скамью и достал деревянный тренировочный меч, который позаимствовал в школе.
Это было старое, промасленное дерево, отполированное бесчисленными руками, твердое и тяжелое, как железный брусок. Если бы она огрела меня этим по плечам так, как ивовым прутом, она переломала бы мне кости. Если бы она ударила меня по лицу, она своротила бы мне челюсть.
Я положил меч на скамью рядом с собой. Дерево даже не стукнуло о камень. Оно было таким твердым, что зазвенело как колокол.
Положив тренировочный меч, я принялся стягивать рубашку через голову, шипя сквозь зубы, когда ткань терлась о свежий рубец на спине.
— Ты что, надеешься растрогать меня, предложив мне свое нежное юное тело? — осведомилась Вашет. — Ты, конечно, хорош собой, но не настолько.
Я аккуратно положил рубашку на скамью.
— Я просто подумал, что стоит кое-что тебе показать.
И повернулся к ней спиной.
— Ну, тебя пороли кнутом, — сказала она. — Не могу сказать, что меня это удивляет. Я и так знала, что ты вор.
— Это не за воровство, — сказал я. — Это в Университете. Меня обвинили в проступке и приговорили к порке. Когда такое случается, большинство студентов просто бросают Университет и уходят учиться куда-нибудь в другое место. А я решил остаться. Подумаешь, всего-то три удара.
Я ждал, по-прежнему глядя в другую сторону. И она таки проглотила наживку.
— Тут куда больше шрамов, чем от трех ударов.
— Некоторое время спустя, — сказал я, — меня обвинили в другом проступке. На этот раз я получил шесть ударов. И все равно остался.
Я обернулся к ней лицом.
— Остался потому, что не было другого места, где я мог научиться тому, чему хотел. И побоями меня было не прогнать.
Я взял со скамьи тяжелый деревянный меч.
— Я подумал, что честность требует тебе об этом сказать. Угрозой боли меня не отпугнуть. Я не брошу Темпи после того, как он на меня положился. И еще я многому хочу научиться, и научить этому могут только здесь.
Я протянул ей твердую темную деревяшку.
— Если ты хочешь заставить меня уйти, синяками тут не отделаешься.
Я отступил на шаг, вытянул руки по швам и закрыл глаза.
ГЛАВА 113
ВАРВАРСКИЙ ЯЗЫК
Мне хотелось бы сказать, что я так и не открыл глаз, но это была бы неправда. Я услышал хруст песка под ногами Вашет и невольно открыл глаза.
Но я не подсматривал, нет. Это было бы ребячеством. Я просто открыл глаза и посмотрел на нее. Она смотрела мне в глаза куда дольше, чем Темпи за целый оборот. Светло-серые глаза выглядели очень жесткими на миловидном лице. И сломанный нос уже не казался неуместным. Это было грозное предупреждение миру.
Ветер свистел вокруг. Мои обнаженные руки покрылись мурашками.
Вашет обреченно вздохнула, пожала плечами, перехватила деревяшку за рукоять. Взяла ее обеими руками, задумчиво прикинула на вес. Потом вскинула ее и замахнулась.
Но удара не нанесла.
— Отлично! — с раздражением сказала она, махнув рукой. — Ах ты, мелкий тощий засранец! Отлично! Дерьмо луковое. Надевай рубаху. Мне на тебя смотреть холодно.
Я без сил опустился на скамью.
— Слава богу! — сказал я. И принялся натягивать рубашку. Это давалось мне нелегко: руки у меня тряслись. И не от холода.
Вашет это заметила.
— Так я и знала! — торжествующе воскликнула она, указывая на меня пальцем. — Ты стоял так, будто тебя вот-вот повесят. Я так и знала, что ты готов сбежать как кролик!
Она разочарованно топнула ногой.
— Эх, надо было все-таки тебе врезать!
— Я рад, что ты этого не сделала, — сказал я. Я ухитрился-таки натянуть рубашку, потом обнаружил, что надел ее наизнанку, но решил оставить так, чем снова стягивать через саднящую спину.
— Где я прокололась? — осведомилась она.
— Нигде, — ответил я. — Представление было разыграно мастерски.
— Тогда откуда ты знал, что я не собираюсь проломить тебе череп?
— Высчитал логически, — ответил я. — Если бы Шехин действительно хотела меня прогнать, она бы просто велела мне собирать вещички. Если бы она хотела моей смерти, она бы и это могла устроить.
Я вытер вспотевшие ладони о штаны.
— Это означало, что ты всерьез собираешься быть моей наставницей. Значит, существовало только три логичных варианта.
Я загнул палец.
— Это была ритуальная инициация.
Второй палец.
— Это была проверка на решимость…
— Или я в самом деле пыталась тебя выжить, — закончила Вашет, усаживаясь на скамейку напротив. — А что, если я говорила правду и действительно избила бы тебя всерьез?
Я пожал плечами.
— По крайней мере, я бы в этом убедился. Но мне казалось маловероятным, что Шехин избрала бы наставницу, которая так поступит. Если бы она просто хотела меня сломить, она могла бы предоставить это Карсерет.
Я склонил голову набок.
— Мне просто интересно, что это все-таки было? Инициация или проверка на решимость? Все ли через это проходят?
Она покачала головой.
— Проверка на решимость. Мне надо было тебя испытать. Я не собиралась тратить время на обучение труса, боящегося пары тумаков. Кроме того, мне нужно было убедиться в твердости твоих намерений.
Я кивнул.
— Это мне казалось наиболее вероятным. И я решил избавить себя от нескольких лишних дней в рубцах и форсировать события.
Вашет смерила меня взглядом. На ее лице отчетливо читалось любопытство.
— Надо признаться, еще никто из учеников не предлагал мне жестоко его избить, чтобы доказать, что он достоин моего времени.
— Да ладно, что там! — небрежно сказал я. — Я как-то раз с крыши спрыгнул!
* * *
Мы провели час, болтая о том о сем, мало-помалу растворяя существовавшее между нами напряжение. Она спросила, за что же меня высекли, и я коротко изложил ей эту историю, радуясь случаю объясниться. Мне не хотелось, чтобы она считала меня преступником.
Потом Вашет пристальнее осмотрела мои шрамы.
— Тот, кто тебя лечил, и впрямь разбирался в медицине! — с восхищением сказала она. — Очень чистая работа. Не хуже любой, что мне доводилось видеть.
— Я передам им твои похвалы, — сказал я.
Ее рука мягко прошлась вдоль края воспаленного рубца, идущего поперек всей спины.
— Кстати, извини.
— Надо сказать, это куда больнее, чем кнут. Это я тебе сообщаю бесплатно.