Нина слабо улыбнулась.
— Да я не это имела в виду, — сказала она. — Его было очень трудно рисовать. Вот медь я еще неплохо изобразила, — она коснулась его щита. — А вот это, красное, — ее палец уперся во вскинутую руку, — это должна была быть кровь. У него вся рука в крови. А вот это, — она потыкала его в грудь, — было гораздо ярче, как будто горящее.
И тут я его узнал. На груди у него был не лист. Это была башня, объятая пламенем. И его окровавленная рука ни на что не указывала. Это был жест укора в адрес Хелиакса и прочих. Он вскинул руку, чтобы их остановить. Это был один из амир. Один из киридов.
Девочку передернуло, она плотнее закуталась в плащ.
— Мне даже теперь не нравится подолгу на него смотреть, — сказала она. — Они все жуткие. Но этот — хуже всех. Лица у меня получились плохо, но он был ужасно мрачным. Он выглядел таким грозным! Как будто собирается спалить дотла весь мир.
— А если это только одна сторона, — спросил я, — можешь ли ты вспомнить остальных?
— Не так отчетливо. Я помню, там была женщина без одежды, и сломанный меч, и огонь…
Она призадумалась, потом снова покачала головой.
— Я же вам говорила, Джимми мне ее показал всего на секундочку. Я так думаю, это ангел мне помог вспомнить ее во сне, чтобы я могла ее зарисовать и принести вам.
— Нина, — сказал я, — ты просто чудо. Ты себе не представляешь, насколько невероятно то, что ты совершила!
Ее лицо снова озарилось улыбкой.
— Ой, я так рада! А то я уж так с ними намучилась…
— А где ты пергамент взяла? — спросил я, впервые обратив внимание на материал. Это был настоящий пергамент отличной выделки. Куда более качественный, чем все, что мог себе позволить я.
— Я сперва попробовала рисовать на досках, — сказала она. — Но поняла, что на доске не получится. А потом, я знала, что мне придется как-то его спрятать. Поэтому я пробралась в церковь и вырезала несколько страниц из ихней книги, — сказала она, ничуть не смущаясь.
— Ты вырезала это из «Книги о Пути»?! — слегка ужаснулся я. Не то чтобы я особо религиозен, но кое-какие представления о приличиях у меня все же имеются. А после часов, проведенных в архивах, сама мысль о том, чтобы вырезать страницы из книги, представлялась мне кощунственной.
Нина беспечно кивнула.
— Я решила, что так и надо, раз это ангел послал мне сон. А церковь все равно как следует не запирается по ночам, с тех пор как вы снесли весь перед здания и убили того демона.
Она погладила пергамент пальцем.
— Это не так уж и трудно. Надо просто взять ножик, поскрести, и все слова счистятся. Но имя Тейлу я не тронула, — добавила она, указав на него. — Так же, как и Андана, и прочих ангелов, — благочестиво добавила она.
Я пригляделся и увидел, что это правда. Амир был нарисован так, что слова «Андан» и «Ордаль» оказались у него на плечах, по одному с каждой стороны. Как будто Нина надеялась, что имена пригнут его к земле или удержат на месте.
— А потом, вы ведь говорили, чтобы я никому не рассказывала о том, что видела, — сказала Нина. — А нарисовать — это все равно что рассказать, только не словами, а рисунками. Вот я и подумала, что безопасней будет использовать страницы из книги Тейлу, потому как ни один демон не осмелится взглянуть на страницу из этой книги. Тем более на ту, на которой всюду написано имя Тейлу!
Она взглянула на меня с гордостью.
— Да, это умно придумано, — одобрил я.
Тут на часовой башне пробило час, и Нина внезапно пришла в ужас.
— Ох, нет! — жалостно воскликнула она. — Мне уже давно пора быть на пристани! Маменька меня выпорет!
Я рассмеялся. Отчасти потому, что был крайне удивлен этой нежданной удаче. Отчасти же — от мысли о том, что эта девочка достаточно отважна, чтобы бросить вызов чандрианам, но при этом боится рассердить маменьку. Так уж устроен мир!
— Нина, ты мне оказала неоценимую услугу. Если тебе вдруг что-то будет нужно или тебе снова приснится сон, ты можешь найти меня в трактире, который называется «У Анкера». Я там играю музыку.
Глаза у нее расширились.
— Музыку? Волшебную?
Я снова рассмеялся.
— Ну, некоторые верят, что да.
Она нервно оглянулась.
— Ой, мне правда пора! — сказала она, махнула мне рукой и бросилась бежать в сторону реки. Ветер на бегу сдул с нее капюшон.
Я бережно свернул кусок пергамента и спрятал его обратно в роговую трубочку. Голова у меня шла кругом при мысли обо всем, что мне только что сделалось известно. Я вспомнил то, что сказал Хелиакс Пеплу тогда, много лет назад: «Кто защищает тебя от амир? От певцов? От ситхе?»
После многомесячных поисков я был практически уверен, что в архивах о чандрианах нет никаких сведений, кроме детских сказок. Для всех они были такой же выдумкой, как шаркуны или фейри.
Но про амир знали все. Они были светлые рыцари Атуранской империи. Они на протяжении двух веков были могучей дланью церкви. О них были сложены сотни историй и песен.
Историю я знал достаточно хорошо. Орден амир был основан тейлинской церковью в ранние дни Атуранской империи.
Однако горшок, который видела Нина, был намного старше.
Историю я знал достаточно хорошо. Орден амир был осужден церковью и распущен еще до падения империи.
Но я знал, что чандрианы боятся их и поныне.
Было очевидно, что история куда сложней, чем кажется.
ГЛАВА 36
НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ЭТО
Прошло несколько дней, и я пригласил Вила с Симом за реку, отпраздновать успех нашей кампании против Амброза.
Учитывая мое пристрастие к саунтену, винопийца из меня был так себе, однако Вил и Сим были столь любезны, что продемонстрировали мне все тонкости этого дела. Мы побывали в нескольких кабаках, просто для разнообразия, но под конец вернулись в «Эолиан». Мне там больше нравилось из-за музыки, Симмону — оттого, что там было много женщин, а Вилему — оттого, что там подавали скаттен.
Когда меня вызвали на сцену, я был уже слегка навеселе, но для того, чтобы я перестал попадать по струнам, нужно нечто большее, чем немного вина. Чисто чтобы показать, что я вовсе не пьян, я спел «Брели бреднем мимо броду», которую и на трезвую-то голову не выговоришь.
Слушателям понравилось, и они проявили свое одобрение подобающим образом. И, поскольку я в тот вечер не пил саунтена, большая его часть стерлась у меня из памяти.
* * *
Мы втроем неторопливо возвращались из «Эолиана». Воздух пах морозом, предвещая близкую зиму, но мы трое были молоды, и выпитое грело нас изнутри. Ветер откинул мой плащ, и я радостно вдохнул полной грудью.