— Ну, вроде того, — сказал я. — Я думал было сходить к меняле и вернуть весь свой долг покаянными монетами…
— И за чем же дело стало? — осведомилась она.
— Ну, я сообразил, что это только еще сильнее тебя разозлит, — сказал я. — И к тому же мне не хотелось платить меняле.
Я с трудом сдерживался, чтобы не смотреть с вожделением в сторону очага.
— Я долго пытался придумать подходящий способ извиниться перед тобой…
— И не придумал ничего лучше, чем явиться сюда в самую скверную погоду в году?
— Я решил, что нам надо поговорить, — сказал я. — А погода просто удачно подвернулась.
Деви насупилась и отвернулась к очагу.
— Ну ладно, проходи.
Она подошла к комоду, стоявшему у кровати, и достала толстый синий хлопчатобумажный халат. Сунула его мне и указала на закрытую дверь.
— Ступай переоденься, сними с себя все мокрое. И отожми одежду над тазиком, а то она до завтра не высохнет.
Я послушался, принес мокрые тряпки и развесил их на крючках перед огнем. Стоять так близко к огню было чудесно. В свете пламени стало видно, что кожа у меня под ногтями немного посинела.
Как мне ни хотелось погреться подольше, я все же присоединился к Деви, сидевшей за столом. Я обратил внимание, что столешница заново ошкурена и покрыта лаком, но угольно-черный круг на том месте, где стоял сиротка, все равно остался.
Я чувствовал себя довольно беззащитным, сидя тут в одном халате, но с этим ничего поделать было нельзя.
— После нашей предыдущей… встречи, — я старался не смотреть на обугленное пятно на столе, — ты уведомила меня, что мне следует вернуть долг к концу четверти. Не согласишься ли ты пересмотреть свои условия?
— Вряд ли, — решительно ответила Деви. — Но можешь быть уверен, что, если ты не сумеешь расплатиться деньгами, я по-прежнему готова принять в уплату определенную информацию.
И улыбнулась хищной, алчной улыбкой.
Я кивнул. Она по-прежнему хотела попасть в архивы.
— Я надеялся, что ты, возможно, передумаешь теперь, когда тебе известно, что произошло на самом деле, — сказал я. — Кто-то наводил на меня порчу. Мне необходимо было знать, что с моей кровью все в порядке.
Я вопросительно посмотрел на нее. Деви пожала плечами, не снимая локтей со стола, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие.
— Кроме того, — сказал я, поймав ее взгляд, — возможно, мое нерациональное поведение отчасти было связано с отдаленными последствиями отравления алхимическим ядом, которому я подвергся в начале четверти.
Лицо Деви окаменело.
— Что?!
Ага, значит, она ничего не знала. Я испытал некоторое облегчение.
— Амброз ухитрился подсунуть мне коринковый боб, примерно за час до того, как я должен был идти на экзамен, — сказал я. — А рецепт ему продала ты.
— Ну и наглая же ты тварь!
На эльфийской мордочке Деви отразилось безмерное негодование, но вышло неубедительно. Она была выбита из колеи и оттого переигрывала.
— Наглость тут ни при чем, — спокойно ответил я. — Просто временами я ощущаю во рту вкус коринки и мускатного ореха и испытываю иррациональное желание придушить человека, который всего-навсего толкнул меня на улице.
Ее фальшивое негодование улеглось.
— Ты ничего не докажешь, — сказала она.
— А мне и не нужно ничего доказывать, — ответил я. — Я не собираюсь устраивать тебе неприятности с магистрами или с железным законом.
Я посмотрел на нее.
— Я просто полагал, будто тебя может заинтересовать тот факт, что меня отравили.
Деви сидела прямо и неподвижно. Она пыталась сохранять невозмутимый вид, но видно было, что она чувствует себя виноватой.
— Очень хреново было? — спросила она.
— Очень, — негромко ответил я.
Деви отвернулась и скрестила руки на груди.
— Я не знала, что это для Амброза, — сказала она. — Пришел какой-то богатенький чмырь. Дал на удивление хорошую цену…
Она снова взглянула на меня. Теперь, когда ледяной гнев оставил ее, она выглядела на удивление маленькой.
— С Амброзом я дел не веду, — сказала она. — И я не знала, что это для тебя. Клянусь.
— Но ты же знала, что для кого-то он предназначен, — возразил я.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени.
— Короче, на мой взгляд, дело обстоит так, — сказал я. — В последнее время оба мы наделали глупостей, поступков, о которых мы оба сожалеем.
Я плотнее завернулся в халат.
— И хотя наши поступки, несомненно, один другого не отменяют, мне представляется, что они некоторым образом уравновешиваются.
Я протянул ладони как чаши весов.
Деви слабо, смущенно улыбнулась.
— Ну, может, я и поторопилась, потребовав полной выплаты долга…
Я улыбнулся в ответ и расслабился.
— Так как насчет того, чтобы вернуться к первоначальным условиям договора?
— По-моему, это только справедливо!
Деви протянула руку через стол, и я ее пожал. Царившее в комнате напряжение развеялось окончательно, и я почувствовал, как ком тревоги, давно стоявший у меня в груди, наконец рассосался.
— У тебя рука ледяная, — заметила Деви. — Пошли к огню.
Мы пересели и несколько минут молчали.
— Боги подземные, — шумно выдохнула Деви, — как же я была на тебя зла!
Она покачала головой.
— По-моему, я никогда в жизни так ни на кого не злилась!
Я кивнул.
— По правде говоря, я никогда не верил, что ты опустишься до наведения порчи, — сказал я. — Я был абсолютно уверен, что это не ты. Но все твердили, как ты опасна. Рассказывали ужасы всякие. И когда ты отказалась показать мне мою кровь…
Я не договорил и пожал плечами.
— А что, ты до сих пор ощущаешь последствия отравления коринковым бобом? — спросила она.
— Так, временами, по мелочи, — сказал я. — И такое ощущение, что меня стало легче вывести из себя. Но, возможно, это просто от стресса. Симмон говорит, что, возможно, у меня в организме до сих пор блуждают освобожденные начала. Что бы это ни значило.
Деви помрачнела.
— Ну, у меня тут далеко не идеальное оборудование, — сказала она, указывая на запертую дверь. — Я ужасно извиняюсь. Но тот парень предложил мне полное собрание «Ваутиум тегносте», — она махнула рукой в сторону книжных полок. — Конечно, в других обстоятельствах я бы ни за что за это не взялась, но ведь полного, неурезанного издания нигде же не найдешь…